Введение. Понятие о защитных механизмах личности и типах характера.
Введение. Понятие о защитных механизмах личности и типах характера.
Защитные механизмы – это бессознательные действия или противодействия, или адаптивные способы переживания человека, направленные на защиту от тех опасностей и угроз, которым он подвергается со стороны окружающей его реальности и своего собственного внутреннего мира. Также они позволяют осуществлять позитивную оценку собственного Я. Другими словами, это ответ психики на болезненные факторы. Защиты складываются индивидуально в процессе развития личности.
Строго говоря, термин «защита» не совсем корректен, поскольку то, что мы у зрелых взрослых называем защитами, не что иное, как глобальные, закономерные, здоровые, адаптивные способы переживания мира. Другое дело, что в процессе развития Я механизмы, служащие для предотвращения опасности, могут превратиться в саму опасность. То есть защитные механизмы могут иметь как позитивную и адаптивную функции, так и быть патогенными.
Термин «защита» впервые появился в 1894 году в работе З.Фрейда «Защитные нейропсихозы» и был использован в ряде его последующих работ («Этиология истерии», «Дальнейшие замечания о защитных нейропсихозах») для описания борьбы Я против болезненных или невыносимых мыслей и аффектов. Фрейд писал в своей работе «Анализ конечный и бесконечный»: “Психический аппарат не выносит неудовольствия, он вынужден избегать неудовольствия любой ценой, а если восприятие реальности вызывает неудовольствие, то оно – т.е. истина – приносится в жертву. При внешней опасности некоторое время можно спасаться бегством и избеганием такой ситуации, чтобы позднее, окрепнув, снять угрозу активным изменением реальности. Но от самого себя нельзя убежать, при внутренней опасности не поможет никакое бегство, и поэтому защитные механизмы Я вынуждены искать внутреннее восприятие, предоставляя нам лишь неполные и извращенные сведения нашего Оно». Таким образом, термин защита является самым первым отражением динамической позиции в психоаналитической теории и, начиная с Фрейда, концепция защитных механизмов личности развивалась и наиболее полно разработана в психоанализе.
Разумеется, проблему защитных механизмов исследовали не только психоаналитики, но главная ценность психоаналитических исследований состоит в их практической направленности.
Исследование типов характера знало множество теорий, и каждая из них имеет рациональные компоненты. Первая попытка классификации характеров принадлежит еще Платону, и была основана на этических принципах. Здесь уместно перейти к понятию характера личности и обозначить тему исследования данной работы.
В целом, под характером понимается совокупность устойчивых черт, свойств, особенностей личности, которые определяют его типичные способы поведения и мышления. Психоаналитическая концепция характера впервые была сформулирована З. Фрейдом в 1908 году в статье «Характер и анальная эротика», где он писал: «… Во всяком случае, можно вывести формулу формирования основного характера из определенных черт; постоянные черты представляют собой либо неизменные первоначальные импульсы, либо сублимацию их, либо вызванные ими реактивное образование».
Более менее общую платформу в определении понятия характера у психоаналитиков сформулировал Г.Блюм [1]: «Относительное постоянство характера обусловлено тремя аспектами: частично наследственной составляющей Я, частично природой инстинктов, но главным образом базируется на специфической установке Я, обусловленной давлением внешнего мира».
Что же касается патологического развития характера и его взаимосвязи с защитными механизмами, то замечательной выглядит позиция Н. Мак-Вильямс [10]: «Расценивать кого-то как личность, имеющую патологический характер или личностное нарушение, целесообразно, но только в том случае, когда его защиты настолько стереотипны, что препятствуют психологическому развитию или адаптации».
Все вышесказанное определяет актуальность исследования проблемы, знание которой необходимо как для практикующего психотерапевта в плане психокоррекции, так и в быту – понимание типа характера при наблюдении за поведением значимого человека (в т.ч. использованием защит) помогает сгладить или избежать множество возможных конфликтных ситуаций.
Соответственно, речь в данной работе будет идти о разнообразных защитных механизмах, используемых человеческой психикой, о патологических типах характера личности и взаимосвязи этих типов характера с существованием тех или иных защитных механизмов.
Целью данной работы является выявление обусловленности формирования патологических типов характера у личности формированием же в динамике развития тех или иных защитных механизмов, большей частью так называемых «примитивных», подкрепление полученных выводов примерами из клинической практики и художественной литературы.
1. Исторический экскурс в развитие изучения защитных механизмов личности и типов характера.
Проводя исторический экскурс по развитию изучения защитных механизмов, отметим, что после Фрейда оно было продолжено, интерпретировано, трансформировано, модернизировано как представителями разных поколений исследователей и психотерапевтов психоаналитической ориентации, так и других психологических направлений – экзистенциальной психологии, гуманистической психологии, гештальт-психологии и др.
В своих ранних работах Фрейд указывал на то, что прототипом психологической защиты является механизм вытеснения, конечной целью которого является избегание неудовольствия, всех негативных аффектов, которые сопровождают внутренние психические конфликты между влечениями бессознательного и теми структурами, которые отвечают за регуляцию поведения личности и фактически заменил термин «защита» на термин «вытеснение». Однако в приложении к работе «Торможения, симптомы и тревожность» (1926), Фрейд возвращается к старому понятию защиты, утверждая, что его применение имеет свои преимущества, «поскольку мы вводим его для общего обозначения всех техник, которые Я использует в конфликте и которые могут привести к неврозу, оставляя слово «вытеснение» для особого способа защиты, лучше всего изученного нами на начальном этапе наших исследований». Здесь прямо опровергается представление о том, что вытеснение занимает среди психических процессов исключительное положение и в психоаналитической теории отводится место другим процессам, служащим той же цели, а именно «защите Я от инстинктивных требований». Значение вытеснения сведено до «особого метода защиты».
В том же приложении к «Торможениям, симптомам и тревожности» Фрейд высказал предположение о том, что «дальнейшие исследования могут показать, что имеется тесная связь между конкретными формами защиты и конкретными заболеваниями, как, например, между вытеснением и истерией». Далее многие психоаналитики развили данное положение для практического понимания диагностики характера через знание концепции защит и разнообразия защитных механизмов, используемых в человеческом бытии, что является необходимым условием для успешной психотерапии.
Анна Фрейд достаточно однозначно обозначила тот аффект, который включает работы защитных механизмов, - это страх, тревога. Концепция механизмов психологических защит представлена А.Фрейд в ее работе «Психология Я и защитные механизмы» (1936). Она указала на три источника тревоги. Во-первых, это – тревога, страх перед разрушительными и безоговорочными притязаниями инстинктов бессознательного, которые руководствуются только принципом удовольствия (страх перед Оно). Во-вторых, это – тревожные и невыносимые состояния, вызванные чувством вины и стыда, разъедающими угрызениями совести (страх Я перед Сверх-Я). И наконец в-третьих, это – страх перед требованиями реальности (страх Я перед реальностью).
А.Фрейд , развивая теорию своего отца, считала, что защитный механизм основывается на двух типах реакций:
- блокирование выражения импульсов в сознательном поведении;
- искажение их до такой степени, чтобы изначальная их интенсивность заметно снизилась или отклонилась в сторону.
Анализ работ З.Фрейда, а также собственный психоаналитический опыт привели Анну Фрейд к выводу, что использование защиты конфликт не снимает, страхи сохраняются и, в конечном счете, велика вероятность появления болезни. Она убедилась, что определенные наборы психозащитных техник ведут к соответствующей, совершенно определенной симптоматике. К примеру, для истерии характерно использование вытеснения, для невроза навязчивых состояний – изоляции и интеллектуализации.
А. Фрейд [19] развила теорию защитных механизмов, обозначив их как: вытеснение, регрессия, реактивное образование, изоляция, уничтожение, проекция, интроекция, обращение на себя, обращение в свою противоположность, выделив особый механизм - сублимацию, или смещение инстинктивных целей в соответствии с высшими социальными ценностями.
А.Фрейд также особо относилась к вытеснению, говоря, что оно «… количественно совершает гораздо большую работу, чем другие техники. Кроме того, оно используется против таких сильных влечений бессознательного, которые не поддаются переработке другими техниками». В частности, она выдвинула предположение, что функция вытеснения в первую очередь состоит в борьбе с сексуальными влечениями, тогда как другие техники защиты направлены в основном на переработку агрессивных импульсов.
Историю исследования защитных механизмов и становления патологических характеров провели Э.Киршбаум и А. Еремеева. [5]. Согласно их работе, опишу основных исследователей в этой области.
А. Адлер, основатель «индивидуальной психологии», выводил истоки психологического конфликта за рамки субъекта. Для него риск формирования патологического характера есть следствие неверного отношения к ребенку со стороны ближайшего окружения в первые годы жизни. Адлер связывает возможность развития личности с существованием чувства неполноценности, «которое постоянно стремится к своему преодолению». Снятие чувства неполноценности, по Адлеру, происходит через различные механизмы компенсации. Примитивные механизмы защит он замещает конструктом «вредоносная компенсация», которая имеет место в становлении невротического характера, где чувство неполноценности превращается в аккумулированный «комплекс неполноценности», как характерологическая диспозиция. Можно отметить, что все основы дефектологии, созданные Л.С. Выготским, строились на адлеровской концепции, и дальнейшие экспериментальные исследования подтвердили, что социальные дефекты развития компенсировать труднее, чем биологические изъяны.
В дальнейшем к проблеме действия защитных механизмов обращались многие исследователи, прежде всего психоаналитики.
В. Райх, основоположник характероанализа, на чьих идеях сейчас выстраиваются самые различные телесные психотерапии, считал, что вся структура характера человека является единым защитным механизмом и процесс образования характерологического панциря связан с мышечными напряжениями и даже судорогами – то есть создается двойная мощная защита – и психотерапевтическая работа состоит в ее разрушении.
Один из ярких представителей эго-психологии Х.Хартманн высказал мысль о том, что защитные механизмы Я могут одновременно служить как для контроля над влечениями, так и для приспособления к окружающему миру.
В отечественной психологии один из подходов к психологическим защитам представлен Ф.В.Бассиным. У него психологическая защита рассматривается как важнейшая форма реагирования сознания индивида на психическую травму.
Другой подход содержится в работах Б.Д.Карвасарского. Он рассматривает психологическую защиту как систему адаптивных реакций личности, направленную на защитное изменение значимости дезадаптивных компонентов отношений – когнитивных, эмоциональных, поведенческих – с целью ослабления их психотравмирующего воздействия на Я – концепцию. Этот процесс происходит, как правило, в рамках неосознаваемой деятельности психики с помощью целого ряда механизмов психологических защит, одни из которых действуют на уровне восприятия (например, вытеснение), другие на уровне трансформации (искажения) информации (например, рационализация). Устойчивость, частое использование, ригидность, тесная связь с дезадаптивными стереотипами мышления, переживаний и поведения, включение в систему сил противодействия целям саморазвития делают такие защитные механизмы вредными для развития личности. Общей чертой их является отказ личности от деятельности, предназначенной для продуктивного разрешения ситуации или проблемы.
Защитные механизмы психики изучаются давно и их описано уже достаточно большое количество, но единой классификации до сих пор нет. Предлагаются различные варианты, используются различные критерии.
Если А. Фрейд в работе «Я и механизмы защиты» описала девять вышеназванных защит и сублимацию как отдельный механизм, то в более современной книге Лафлина (1970, 1979) выделено 22 основных и 26 дополнительных защитных механизма, а также несколько «специальных» защитных реакций.
DSM-III-R называет 18 защитных механизмов.
Р. Лазарус создал классификацию психозащитных техник, выделив в одну группу симптоматические техники (употребление алкоголя, транквилизаторов и прочих психоактивных веществ) и в другую группу так называемые внутрипсихические техники когнитивной защиты (проекция, интроекция, отрицание, идентификация и т.д.).
Наиболее общими и значимыми для исследования чертами и характеристиками защитных механизмов личности, согласно вышеуказанному, представляются следующие:
1. Психологическая защита – это реальное психическое явление, открытое и впервые описанное в парадигме психоанализа.
2. Механизмы защиты возникают в ситуациях, представляющих серьезное испытание для человека, превышающих его внутренние ресурсы и актуальное развитие.
3. Разнообразие механизмов защит объясняется следующими факторами:
- защитные механизмы формируются в динамике развития ребенка в зависимости от психотравмирующих факторов воздействия его ближайшего окружения и среды,
- психологическая защита определяется не объективным событием как таковым, а субъективной значимостью этого события для человека.
4. Защитные механизмы могут играть патогенную роль – налагая ограничение на Я, они требуют больших энергетических затрат на их поддержание и становятся тяжелым бременем для психики, подготавливая вспышку невроза.
5. Защитные механизмы фиксируются в Я, и по словам Фрейда, становятся «постоянными способами реагирования, присущими характеру человека и повторяющимися на протяжении всей жизни», причем как в ситуациях, напоминающих первоначальную опасность, так и в ситуациях, в которых ее уже не существует, но человек психически ее придумывает.
В настоящей работе будут в основном рассмотрены те защитные механизмы, которые являются наиболее распространенными и «встроенными» в современные психоаналитические модели, чему способствовала замечательная работа Н. Мак-Вильямс «Психоаналитическая диагностика» (1994), содержащая стройную классификацию защитных механизмов, исходя из существующих подходов к структуре личности и типологии характеров и конкретных практических рекомендаций по проведению психоаналитической терапии с разными типами пациентов.
Выше я подошел к утверждению, о том, что формирование патологического характера напрямую связано с возникновением и фиксацией определенных защитных механизмов. Прежде чем перейти к их подробному рассмотрению, необходимо вернуться к вопросу развития представлений о типологии характеров, начатом во введении, прежде всего в плане различий между «нормальными» и патологическими характерами.
До Н. МакВильямс, которая определила решающее влияние защит на формирование характера, наиболее значимыми исследованиями в характерологии видятся следующие.
Ортодоксальная психоаналитическая типология характеров терминологически повторила психосексуальные стадии развития по З.Фрейду – так начали выделять оральные, анальные, генитальные, фаллические, шизоидные, фобические, истерические типы характера.
У О.Фенихеля [18] в классификации использовалась дихотомия – он разделил характеры на сублимирующие и реактивные, но у него отсутствовали четкие критерии в различении «нормальных» типов от «невропатических».
Отсутствие этих критериев позволило А.Лоуэну ограничить для психотерапевтических целей понятие характера только патологическими состояниями. Он выразил это словами, ставшими смысловыми предшественниками позиции Н. МакВильямс: «Человек здоров, если у него нет типичных способов поведения. Это означает, что в реальности он ведет себя спонтанно, адаптируясь к рациональным требованиям ситуации».
Здесь необходимо упомянуть типологию П.Б. Ганнушкина, который ввел понятие «психопатий» в типологию характеров, и чья терминология наиболее сочетается с современными психоаналитическими представлениями о патологических характерах. Так, он выделял группы циклоидов, астеников, шизоидов, параноиков, эпилептоидов, истероидов, неустойчивых и антисоциальных психопатов и конституционально-глупых. Ганнушкин отмечал, что между психопатическими особенностями и соответствующими им «простыми человеческими недостатками» разница только количественная, а не качественная.
Таким образом, важнейшими моментами для понимания наличия патологического типа характера представляются:
1. Воздействие окружения и внешнего мира на установки Я в процессе развития.
2. Наследственная составляющая в структуре Я.
3. Использование определенных стереотипных защит и способов поведения, мешающих нормальной адаптации и психическому развитию,
4. Количественный фактор по предыдущему пункту.
К тематике данной работы, наибольшая значимость типологии характеров состоит в том, что она, по словам К.Г.Юнга, существенное средство для определения «личностного уравнения» практического психолога для избежания серьезных ошибок в работе с пациентами.
2. Мотивы возникновения защитных механизмов.
Какие же ситуации провоцируют защитные реакции и какие мотивы их вызывают?
Данный вопрос подробно исследовали в своих работах А.Фрейд («Я и механизмы защиты») и О.Фенихель («Психоаналитическая теория неврозов»).
Мотивы защиты укоренены во внешних влияниях. Но внешний мир нельзя вытеснить, он только вынуждает Я развивать вытесняющие силы. Невроз и защита не могли бы возникнуть без интрапсихической структуры, репрезентирующей внешний мир и предвидящей события, таким образом, исходный конфликт между Я и внешним миром должен быть сначала трансформирован в конфликт между Оно и Я, и лишь тогда возможно формирование невротического конфликта. В свете этого утверждения становится понятным деление механизмов защиты на примитивные (инфантильные), действующие на границе Я и внешнего мира, и высшего порядка, формирующиеся внутри структуры Я-Оно-Сверх-Я.
Внешний мир нельзя устранить иначе чем с помощью Я. Но восприятие можно действительно предотвратить, и тогда реальность задействуется в невротический конфликт, имеющий место между Я и Оно (заметим сразу, что Сверх-Я также может участвовать в невротическом конфликте на каждой из сторон). При психоневрозах имеют место отрицательные галлюцинации, репрезентирующие отвержение части внешнего мира, забывание и неправильная интерпретация внешних событий в целях осуществления желаний, всевозможные ошибки в оценке реальности под давлением бессознательных желаний и страхов.
Таким образом, защитные установки существуют в отношении болезненного восприятия, наподобии защиты от любой боли. Но при психоневрозах, основанных на блокировании разрядки, на переднем плане оказывается защита от инстинктивных побуждений, защита же от перцепции и аффектов выполняет вспомогательную функцию, служа защите от аффектов.
Что же мотивирует защитные механизмы? Основную сущность любой психологии невротических конфликтов составляет проблема тревоги. В конечном анализе всевозможные тревоги - это страх перед травматическим состоянием и возможностью разрушения Я возникшим возбуждением. Существуют следующие виды тревожности:
- Тревожность Сверх-Я в неврозах взрослых. Некоторые инстинктивные желания стремятся проникнуть в сознание и при помощи Я достичь удовлетворения. Я не противостоит этому, но Сверх-Я протестует. Я подчиняется высшему образованию и послушно вступает в борьбу против инстинктивного импульса со всеми последствиями, которые влечет за собой такая борьба. Характерным для этого процесса является то, что само Я не рассматривает импульс, с которым оно борется, как опасный. Мотив, побуждающий защиту, исходно не является его собственным. Инстинкт рассматривается как враждебный потому, что Сверх-Я запрещает его удовлетворение, и если он достигнет своей цели, то несомненно вызовет затруднения в отношениях между Я и Сверх-Я. Следовательно, Я взрослого невротика боится инстинкта потому, что оно боится Сверх-Я. Его защита мотивирована тревогой Сверх-Я.
- Объективная тревога (для примера - в детском неврозе). Исследование защиты в детском неврозе говорит нам о том, что Сверх-Я вовсе не является необходимым фактом в формировании невроза. Взрослые невротики стремятся отразить свои сексуальные и агрессивные желания, чтобы избежать конфликта со Сверх-Я. Маленькие дети точно так же обходятся со своими инстинктивными импульсами, чтобы не нарушать запретов своих родителей. Я маленького ребенка, как и Я взрослого, сражается с инстинктами не добровольно; его защита побуждается не собственными чувствами по этому поводу. Я видит в инстинктах опасность потому, что те, кто воспитывает ребенка, запретили их удовлетворение и вторжение инстинкта влечет за собой ограничения и наказание или угрозу наказания, детское Я боится инстинктов потому, что оно боится внешнего мира. Его защита от них мотивирована страхом перед внешним миром, т.е. объективной тревогой.
В формировании невроза, по-видимому, неважно, с чем связана тревога. Будь то страх перед внешним миром или страх перед Сверх-Я, существенно то, что защитный процесс порождается тревогой.
- Инстинктивная тревога (страх перед силой инстинктов). Если Я чувствует, что высшие защитные силы его покинули, или если требования инстинктивных импульсов становятся чрезмерными, его молчаливая враждебность по отношению к инстинктам возрастает до состояния тревоги. Влияние этой тревоги, испытываемой Я из-за силы инстинктов, в точности таково же, как и оказываемое тревогой Сверх-Я или объективной тревогой. Защитные механизмы приводятся в действие против инстинктов со всеми уже знакомыми результатами в формировании неврозов и невротических характеристик. Когда Я терпит неудачу в контроле за тревогой, аффект становится разрушительным и наблюдается тревожная истерия.
Точно те же причины, которые лежат в основе защиты Я от инстинктов, лежат и в основе его защиты от аффектов. Когда Я стремится защититься от инстинктивных импульсов на основании одного из вышеуказанных мотивов, оно обязано также отвергнуть аффекты, связанные с инстинктивными процессами. Если аффект связан с запретным инстинктивным процессом, его судьба решена заранее. Таким образом, в целом, основания защиты против аффекта лежат в конфликте между Я и инстинктом.
Мотивом для защиты также является чувство вины. Когда тревога замещается чувством вины, невротический конфликт усложняется. Чувство вины представляет собой тревогу с определенным топическим отнесением: Я испытывает тревогу по отношению к Сверх-Я. Чувство вины представляет собой болезненное суждение о прошлом, в отличие от совести, которая судит о будущем. Чувство вины знаменует прекращение нарциссического удовлетворения, первоначально получаемого от любви некоего человека извне, а впоследствии от Сверх-Я. Тревога об утрате любви или нарциссического удовлетворения, превращается в тревогу об утрате поддержки Сверх-Я, страх переходит в чувство вины, которое питает совесть, регулирующую нарциссическое удовлетворение изнутри. Чувство вины имеет оральную природу в целом и орально-садистические черты в частности.
Я, зажатое между инстинктивными потребностями и чувством вины, имеет две принципиальные возможности: либо подчиниться Сверх-Я и противостоять влечениям, либо восстать против Сверх-Я. Но в этих возможностях существует множество компромиссов. Если же Я терпит неудачу в контроле за чувством вины, происходит приступ аннигиляции или меланхолии.
Из других аффектов, мотивирующих защиту можно выделить еще такие, как отвращение и стыд.
Отвращение как мотив защиты направлено против оральных потребностей, что связывает его с чувством вины. Предтеча отвращения – архаический защитный синдром, который возникает рефлекторно, как только что-то неприемлемое попадает в пищеварительный тракт. Далее усилившееся Я научается использовать отвергающий рефлекс в своих целях и превращает его в защитный механизм: сначала для выражения негативизма вообще, затем для защиты от неприемлемых сексуальных влечений. В патологии происходят невротические приступы отвращения, когда Я вследствие прежних блокад полностью разрушается аффектом, предназначенным для защитных целей.
Стыд также во многих отношениях связан с чувством вины. Его можно рассматривать как архаичный физиологический паттерн- разглядывание посторонними автоматически приравнивалось к всеобщему презрению (позорный столб). Далее Я использует физиологический паттерн в защитных целях, подает сигнал: “если ты так поступишь, то подвернешься презрению”. При патологии сигнал оказывается сигнал оказывается неэффективным и чувство стыда принимает паникообразный и разрушительный характер.
Резюмирую вышесказанное, можно сказать, что в невротическом конфликте (между Я и Оно) инстинктивные влечения стремятся к разрядке, борясь с противодействующими тревогой, виной, отвращением и стыдом, которые в свою очередь являются мотивами образования защитных механизмов. Влечения направлены к внешнему миры, а контрсилы - от внешнего мира.
3. Защитные механизмы – норма и патология. Примитивные защиты и защиты «высшего порядка».
Еще раз более четко сформулируем действие защитных механизмов в норме и патологии.
Феномены, называемые защитами, имеют множество полезных функций. Они появляются как здоровая, творческая адаптация и продолжают действовать на протяжении всей жизни. В тех случаях, когда их действие направлено на защиту собственного “Я” от какой-либо угрозы, их можно рассматривать как “защиты”, и это название оправдано. Личность, чье поведение носит защитный характер, бессознательно стремится выполнить одну или обе из следующих задач:
- избежать или овладеть неким мощным угрожающим чувством — тревогой, горем или другими дезорганизующими эмоциональными переживаниями;
- сохранить самоуважение.
Эго-психологи выделяли функцию защит как средство преодоления тревоги. Теоретики объектных отношений, делающие акцент на привязанности и сепарации, ввели представление о том, что защиты действуют и против горя. Сэлф-психологи уделили внимание роли защит в психических усилиях, служащих поддержанию сильного, непротиворечивого, позитивного чувства собственного “Я”.
Психоаналитики полагают, что каждый человек предпочитает определенные защиты, которые становятся неотъемлемой частью его индивидуального стиля борьбы с трудностями. Это предпочтительное автоматическое использование определенной защиты или набора защит является результатом сложного взаимодействия по меньшей мере четырех факторов:
- врожденного темперамента;
- природы стрессов, пережитых в раннем детстве;
- защит, образцами для которых были родители или другие значимые фигуры;
- усвоенных опытным путем последствий использования отдельных защит (эффект подкрепления).
Конфликты между инстинктивными потребностями и тревогой, чувством вины не обязательно патологичны. Способ обхождения с конфликтами обусловлен тем, насколько нормально или патологично общее развитие индивида. Способность к разрядке напряжения посредством периодического удовлетворения инстинктов - лучшая гарантия ментального здоровья.
Итак, защиты можно обозначить, как успешные, если их осуществление окончательно блокирует нежелательные побуждения и безуспешные, при которых обязательно повторение или увековечивание процесса предотвращения запретных побуждений.
Патогенные виды защит, которые лежат в основе неврозов, принадлежат к безуспешным: блокируемые побуждения не достигают разрядки, а сохраняются во взвешенном состоянии на бессознательном уровне и даже усиливаются из-за постоянного действия их телесных источников, их связь с остальной личностью утрачивается, в результате возникает напряжение и возможен прорыв – возникновение невроза. Лишенные прямой разрядки, эти инстинкты используют любую возможность непрямой разрядки – т.е. передают свою энергию другому побуждению, которое ассоциативно связано с ними, увеличивая силу этого замещающего побуждения или изменяя качество сопутствующего ему аффекта. К тому же все патогенные виды защит возникают в детстве, и нет психоневрозов, не восходящих к периоду детства.
Здесь мы подошли к очень важной классификации защитных механизмов по делению их на «примитивные» и «высшего порядка». Хотя и не существует однозначных доказательств того, что защиты появляются одна за другой в определенной строгой последовательности по мере развития ребенка, среди большинства психодинамически ориентированных аналитиков достигнуто согласие в том, что некоторые защиты представляют собой более “примитивный” или ранний процесс, чем другие.
О генезисе защитных механизмов достаточно подробно писали М.Кляйн в своей работе «Зависть и благодарность» и Г.Блюм в «Психоаналитических теориях личности». Их положения по моментам формирования тех или иных защит я буду использовать по мере их описания.
Как правило, к защитам, рассматриваемым как первичные, незрелые, примитивные, или защиты “низшего порядка” (Лафлин «Я и его защиты», 1970) относятся те, что имеют дело с границей между собственным Я и внешним миром. Защиты, причисляемые ко вторичным, более зрелым, более развитым или к защитам “высшего порядка”, “работают” с внутренними границами — между Я, Сверх-Я и Оно или между наблюдающей и переживающей частями Я.
Примитивные защиты действуют общим, недифференцированным образом во всем сенсорном пространстве индивида, сплавляя между собой когнитивные, аффективные и поведенческие параметры, в то время как более развитые защиты осуществляют определенные трансформации чего-то одного - мыслей, чувств, ощущений, поведения или некоторой их комбинации. Следует также отметить, некоторые защитные процессы имеют как примитивную, так и более зрелую формы. В тех случаях, когда защита рассматривается как континуум, заключающий в себе развитие от более ранних и архаичных к более поздним и дифференцирующим формам, она может классифицироваться как «примитивная».
4. Примитивные защиты – описание и механизмы действия. Связь с патологическими чертами характера.
Чтобы быть классифицированной как примитивная, защита должна обнаруживать наличие в себе двух качеств, связанных с довербальной стадией развития. Она должна иметь недостаточную связь с принципом реальности и недостаточный учет отделенности и константности объектов, находящихся вне собственного Я.
С одной стороны, примитивные защиты - это просто способы, с помощью которых ребенок естественным образом постигает мир. Психоаналитическая точка зрения предполагает, что эти способы обретения опыта присутствуют в каждом из нас, независимо от того, имеем мы или нет сколько-нибудь заметную патологию. Довербальные процессы, а также процессы, предшествующие принципу реальности и постоянству объектов, являются той основой, где формируется психика. Проблемы возникают в тех случаях, когда существует недостаток в более зрелых психологических навыках или когда данные защиты упорно используются для исключения возможных других. Все мы отрицаем, все мы расщепляем и все имеем стремление к всемогуществу. Однако большинство из нас дополняют эти реакции более изощренными способами переработки тревоги и ассимиляции сложной, беспокоящей реальности. Пограничная или психотическая личностная структура обусловлена отсутствием зрелых защит, а не наличием примитивных.
В психоаналитических описаниях стало общепринятым определять следующие защиты как «примитивные»: примитивная изоляция, отрицание, всемогущий контроль, примитивные идеализация и обесценивание, проекция, интроекция, проективная и интроективная идентификация, расщепление Я, диссоциация. Рассмотрим кратко каждую из них по своим проявлениям и связям с патологическими чертами личности.
Примитивная изоляция – или аутистическое фантазирование – это психологический уход в другое состояние сознания – как для перевозбужденного или расстроенного ребенка- это засыпание, так для взрослого- это уход от социальных или межличностных ситуаций и замещение напряжения, происходящее от взаимодействий с другими, стимуляцией, исходящей от фантазий их внутреннего мира. Склонность к использованию химических веществ для изменения состояния сознания также может рассматриваться как разновидность изоляции.
Очевидный недостаток защиты изоляцией состоит в том, что она выключает индивида из активного участия в решении межличностных проблем. Человека, привычно изолирующегося и исключающего другие пути реагирования на тревогу, аналитики описывают как шизоидного. Достоинство же изоляции как защитной стратегии состоит в том, что, позволяя психологическое бегство от реальности, она почти не требует ее искажения. Человек, полагающийся на изоляцию, находит успокоение не в непонимании мира, а в удалении от него. Благодаря этому, он может быть чрезвычайно восприимчив и креативен.
Отрицание – ранний способ справляться с неприятностями – отказ принять их существование. Г. Блюм [1] считал, что этот очень примитивный и древний механизм формируется на первом году жизни ребенка, так как отрицание неприятной реальности во исполнение желаний очень распространено у маленьких детей. Механизм отрицания на первом году жизни проявляется в процессе фантазии выполнения желания; по мере созревания, по А. Фрейд [19], отрицание в фантазиях превращается в отрицание с использованием слов и действий. Инфантильное Я для избавления от нежелательных фактов, использует различные внешние объекты для инсценировки отрицания реальной ситуации – это можно проследить во многих детских ролевых играх
В зрелом возрасте только при тяжелых нарушениях оценки реальности (при психозах) возможны кардинальные отрицания. Менее тяжелые расстройства наблюдаются у каждого невротика: Я расщепляется на поверхностную часть, знающую правду, и глубинную часть, которая может отрицать правду, в результате происходит отрицание в фантазии. Зная истину, невротик действует, словно ее не существует.
Самый очевидный пример психопатологии, обусловленной использованием отрицания - мания. Пребывая в маниакальном состоянии, люди могут в невероятной степени отрицать свои физические потребности, потребность в сне, финансовые затруднения, личные слабости и даже свою смертность. Люди, для которых отрицание служит основной защитой, маниакальны по своему характеру. Эта категория была охарактеризована также словом «циклотимия», поскольку в ней наблюдается тенденция чередования маниакальных и депрессивных настроений, обычно не достигающих выраженности клинически диагностируемого биполярного заболевания. Аналитики рассматривают эти перепады как результат периодических использований отрицания, за которыми каждый раз следует неизбежный «обвал», когда у человека вследствие маниакального состояния наступает истощение.
Всемогущий контроль – понятие, исходящее от положения, что источник всех событий новорожденный воспринимает в некотором смысле как внутренний: если младенцу холодно и заботящийся о нем человек замечает это и как-то его согревает, у ребенка возникает довербальное переживание магического добывания тепла им самим. По мере взросления ребенка оно трансформируется в идею вторичного, “зависимого” или “производного” всемогущества, когда один из тех, кто первоначально заботится о ребенке, воспринимается как всемогущий, идеализированный объект. В конце концов, по мере дальнейшего взросления, ребенок примиряется с тем неприятным фактом, что ни один человек не обладает неограниченными возможностями.
Некоторый здоровый остаток инфантильного ощущения всемогущества сохраняется во всех нас и поддерживает чувство компетентности и жизненной эффективности. Но у некоторых людей потребность испытывать чувство всемогущего контроля и интерпретировать происходящее с ними как обусловленное их собственной неограниченной властью совершенно непреодолима, в связи с этим все этические и практические соображения отходят на второй план, и есть все основания рассматривать такую личность как психопатическую. «Перешагивать через других» - вот основное занятие и источник удовольствия для индивидов, в личности которых преобладает всемогущий контроль. Их часто можно встретить там, где необходимы хитрость, любовь к возбуждению, опасность и готовность подчинить все интересы главной цели - проявить свое влияние.
Примитивная идеализация и обесценивание. Одним из способов, которым ребенок может уберечь себя этих подавляющих страхов, является вера в то, что кто-то, какая-то благодетельная всемогущая сила обеспечивает защиту .
М.Кляйн [6] относила формирование этих защит к первому году жизни ребенка – то есть к дообъектной стадии – когда главным частичным объектом является материнская грудь, которая может быть «хорошей» и «плохой» для ребенка.
Кляйн определяла идеализацию как защиту от персекуторной тревоги. Идеализированный объект в меньшей степени интегрирован в Я, чем любимый, хороший объект, и некоторые люди справляются со своей неспособностью к обладанию хорошим объектом (из-за зависти) путем его идеализации, а такая первичная идеализация ненадежна. При этом объекты приходится менять, так как ни один не может соответствовать ожиданиям – это ведет к нестабильности во взаимоотношениях и это – один из аспектов слабости Я
Примитивное обесценивание - неизбежная оборотная сторона потребности в идеализации. Поскольку в человеческой жизни нет ничего совершенного, архаические пути идеализации неизбежно приводят к разочарованию. Чем сильнее идеализируется объект, тем более радикальное обесценивание его ожидает; чем больше иллюзий, тем тяжелее переживание их крушения.
Люди и в дальнейшем развитии несут в себе остатки потребности приписывать особые достоинства и власть людям, от которых они эмоционально зависимы. Нормальная идеализация является существенным компонентом зрелой любви. И появляющаяся в ходе развития тенденция деидеализировать или обесценивать тех, к кому мы питали детскую привязанность, представляется нормальной и важной частью процесса сепарации-индивидуации.
У некоторых людей, однако, потребность идеализировать остается более или менее неизменной еще с младенчества. Их поведение обнаруживает признаки архаических отчаянных усилий противопоставить внутреннему паническому ужасу уверенность в том, что кто-то, к кому они привязаны, всемогущ, всеведущ и бесконечно благосклонен, и психологическое слияние с этим сверхъестественным Другим обеспечивает им безопасность. Томление по всемогущественному заботящемуся существу естественным образом выражается в религиозных верованиях. В целом, чем более зависим человек, тем сильнее для него соблазн идеализации.
Если человек строит свою жизнь так, что создается впечатление, что он стремится ранжировать все аспекты человеческого бытия согласно ценности в сравнении с несовершенными альтернативами; а также что он мотивирован поиском совершенства - как через слияние с идеализированными объектами, так и через совершенствование собственного Я – его можно рассматривать как нарциссического. Другие свойства характера нарциссических личностей, такие как потребность постоянно заново убеждаться в своей привлекательности, силе, известности и значимости для других, можно вывести из зависимости от примитивной идеализации.
Рассматриваемые ниже проекция и интроекция имеют как примитивные, так и более зрелые формы. Здесь речь идет в основном о примитивных.
Проекция - это процесс, в результате которого внутреннее ошибочно воспринимается как приходящее извне.
В своих благоприятных и зрелых формах она служит основой эмпатии - для понимания субъективного мира другого человека мы должны опираться на способность проецировать собственный опыт – здесь можно назвать интуицию, явления невербального синхронизма и интенсивные переживания мистического единства с другим человеком при мощной эмоциональной отдаче для обеих сторон.
Проекция является ранним оральным механизмом – дериват первых образов действий ребенка – заглатывания (рассматриваемая далее интроекция) и выплевывания (собственно проекция). По Г.Блюму [1], в дальнейшем проекция развивается в качестве способа избавления от внутренней тревоги, неудовольствия, боли посредством приписывания неприятных стимулов внешнему миру. Вместо восприятия Я как имеющего характеристики объекта, окружение воспринимается как имеющее характеристики Я.
М. Кляйн [6] связывала проекцию с завистью, которую определяла, как злобное чувство, что другой человек обладает и наслаждается чем-то желаемым, и завистливый импульс направлен на то, чтобы отобрать или испортить это. Она также считала, что зависть – это орально- и анально- садистическое выражение деструктивных импульсов, действующих с начала жизни.
Проекция в своих пагубных формах несет опасное непонимание и огромный ущерб межличностным отношениям. Этот примитивный механизм защиты может широко использоваться только в условиях, когда у Я вследствие нарциссической регрессии сильно нарушена функция оценки реальности и стирается грань между Я и не-Я. В тех случаях, когда спроецированные позиции серьезно искажают объект или когда спроецированное содержание состоит из отрицаемых и резко негативных частей собственного Я, возникают всевозможные проблемы. В общем, организм предпочитает воспринимать опасность, скорее, как угрозу извне, нежели изнутри, поскольку определенные механизмы защиты от чрезмерно интенсивной стимуляции эффективны только против внешних раздражителей.
Если для человека проекция является основным способом понимания мира и приспосабливания к жизни, можно говорить о параноидном характере. Обычно проекции направляются не наугад, а по месту, где есть благоприятные условия. Параноик тонко понимает бессознательные мотивы других, когда это полезно в целях рационализации его склонности к проекции, и позволяет себе невнимательность к собственному бессознательному.
Интроекция - это процесс, в результате которого идущее извне ошибочно воспринимается как приходящее изнутри. В своих благоприятных формах она ведет к примитивной идентификации со значимыми другими. Маленькие дети вбирают в себя всевозможные позиции, аффекты и формы поведения значимых в их жизни людей. М. Кляйн считала, что при благоприятном развитии интроекция составляет основу благодарности, что путем отдачи вовне и повторной интроекции внутреннего богатства происходит обогащение и углубление Я. Но интроекция – это ранний оральный механизм и связан с жадностью; коuда речь идет о деструктивной оральной интроекции – это бессознательная жадность, нацеленная на вычерпывание, высасывание и пожирание груди.
В такой форме интроекция представляет собой очень деструктивный процесс. Интроекция - самая архаичная нацеленность на объект. Идентификация посредством интроекции – наиболее примитивный тип отношения к объектам. Поэтому любой последующий тип объектного отношения, сталкиваясь с трудностями, может регрессировать к идентификации, а любая последующая инстинктивная цель – к интроекции.
Из патологических видов интроекции можно выделить «идентификацию с агрессором», когда для овладения своим страхом и страданием, люди перенимают качества мучителей – этот механизм ярко проявляет себя при характерологических предрасположенностях к садизму и эксплозивности.
В другом случае, при глубокой привязанности к другому человеку, мы его интроецируем, и его репрезентации внутри нас становятся частью нашей идентичности. Если же человек в случае смерти или расставания не в состоянии с течением времени внутренне отделиться от любимого существа, образ которого был им интроецирован, и не может эмоционально переключиться на других людей, он будет постоянно чувствовать себя «уменьшенным», недостойным, истощенным и потерянным.
Людей, систематически использующих интроекцию для уменьшения тревоги и сохранения целостности собственного Я путем удержания психологических связей с неудовлетворительными объектами ранних лет жизни, можно со всем основанием рассматривать как характерологически депрессивных.
Проективная идентификация. Сложное понятие, связанное с рассмотренными выше проекцией и интроекцией, выделенное отдельно в ряду примитивных защит М. Кляйн в работе «Заметки о некоторых шизоидных механизмах». Она считала, что проективная идентификация связана с ранними механизмами – всемогущими фантазиями. Фантазии, которые есть внутри, путаются с явлениями, которые идут из внешнего мира. Если возникающие всвязи с этим чувства неприемлемы, они отделяются от себя и помещаются в другой объект – как будто это его представления. Создается череда проекций и интроекций. Проецируются, как было сказано, непреносимые мысли и чувства и в другой объект помещается свой страх. Человек не только проецирует внутренние «плохие» объекты, но и вынуждает человека, на которого он их проецирует, вести себя подобно этим объектам. Как уже было сказано, и проекция, и интроекция имеют целый ряд форм - от самых примитивных до самых зрелых. На примитивном конце спектра они слиты, поскольку в них смешано внутреннее и внешнее. Это слияние мы и называется проективной идентификацией.
Чрезмерная проективная идентификация приводит к сильной спутанности между собой и объектом, который также становится на место себя. С этим связано ослабление Я и грубое нарушение объектных отношений.
Клинически вследствие того обстоятельства, что действие этой защиты у человека угрожает уверенности его визави в собственном психическом здоровье, проективная идентификация вкупе с рассматриваемым ниже расщеплением ложится в основу заключения о пограничной личностной организации. Особенно тесно, в силу мощной проективной части, она связана с пограничным уровнем параноидной личности, хотя есть и исключения – к примеру, когда проецируемое и интроецируемое содержание вызывает чувства любви и радости, это может объединить людей благотворной эмоцией.
Расщепление Я – мощный межличностный защитный процесс, истоки которого находятся в довербальном периоде, когда младенец еще не может отдавать себе отчет в том, что заботящиеся о нем люди обладают и хорошими, и плохими качествами, и с ними связаны как хорошие, так и плохие переживания.
Достаточно подробно механизм расщепления исследовала М.Кляйн [7]. Она считала, что тенденция Я расщеплять себя и свои объекты частично существует, поскольку Я в целом не достаточно едино при рождении, и частично, поскольку расщепление образует защиту против примитивной тревоги, и, следовательно, является средством защиты Я. Сначала расщепление касается разделения груди на хороший и плохой объекты, затем Я в различной степени фрагментирует себя и свои объекты и таким путем достигает распыления деструктивных импульсов и внутренних персекуторных тревог. Этот процесс, варьирующий по силе и определяющий большую или меньшую степень нормальности индивида, является одной из защит в период параноидно-шизоидной позиции, которая, согласно концепции М. Кляйн в норме захватывает первые три-четыре месяца жизни.
В повседневной жизни взрослого расщепление остается мощным и привлекательным средством осмысления сложных переживаний, особенно если они являются неясными или угрожающими. Определенное количество расщепления необходимо для интеграции, так как оно сохраняет хороший объект и дает возможность Я впоследствии синтезировать два его аспекта – в том числе «плохой», амбивалентный.
Механизмы расщепления могут быть очень эффективны в своей защитной функции уменьшения тревоги и поддержания самооценки, но чрезмерное расщепление всегда влечет за собой искажение, так как исключается амбивалентность, и в этом заключается его опасность. Чрезмерная зависть и выражение деструктивных импульсов препятствует первичному расщеплению между хорошей и плохой грудью, и построение хорошего объекта становится в целом недостижимым. Таким образом, не закладывается основа для полностью развитой и интегрированной взрослой личности, поскольку нарушается позднейшая дифференциация между хорошим и плохим в различных ситуациях. В той мере, в какой это расстройство развития вызвано чрезмерной завистью, оно исходит из преобладания на самых ранних стадиях параноидных и шизоидных механизмов, которые, согласно гипотезе М.Кляйн [6], образуют основу шизофрении, особенно ее параноидной формы. При менее патологическом развитии можно скорее говорить о параноидном характере личности.
Диссоциация – множественная личность. Находится в классе примитивных защит на основании того, что ее действие глобальным и поразительным образом охватывает всю личность, а также потому, что многие диссоциированные состояния психотичны по своей природе. Диссоциация - это “нормальная” реакция на травму. Любой человек, столкнувшись с катастрофой, большей, чем способен вынести (особенно если она связана с непереносимой болью или ужасом) может диссоциировать. Развитие диссоциаций чаще всего связывают с ранней сексуальной травмой или абъюзом со стороны, осуществляющей заботу, либо повторявшихся катастроф в контексте войны или преследования. В этом случае травмированные люди склонны реагировать на обычный стресс как на опасность для жизни, немедленно впадая в амнезию или становясь совершенно другими - ко всеобщему смятению. Поэтому, тот, кто постоянно прибегает к такой защите, платит за это высокую цену межличностными отношениями.
Итак, мы рассмотрели основные примитивные защитные механизмы личности. Общим для них является то, что при условиях их патологического использования, часто можно говорить о пограничном или психотическом уровне организации личности и судить о патологическом типе организации характера. Соотнесение с конкретными типами патологических характеров будет сделано в завершающей части данной работы.
5. Защиты «высшего порядка». Адаптивные и патологические черты.
Как уже было сказано, механизмы защиты «высшего порядка» формируются внутри структуры «Я-Оно-Сверх-Я». Поэтому они часто используются в качестве адаптивных процессов, а самые зрелые из них (к примеру сублимацию и юмор), можно отнести к механизмам преодоления тревожных ситуаций. Люди, личность которых описана психоаналитическими наблюдателями как организованная на невротическом уровне, опираются в основном на зрелые защиты второго порядка. При этом они используют также и примитивные защиты, которые, однако, не столь заметны на фоне их общего функционирования и проявляются, как правило, лишь во время необычайного стресса. Хотя наличие примитивных защит не исключает диагноза структуры характера невротического уровня, отсутствие зрелых защит исключает его. Защитные механизмы «высшего порядка» имеют надежный контакт с реальностью и их использование обусловлено «вторичным процессом».
Здесь будут описаны основные защиты «высшего порядка» в соответствии с частотой их упоминания терапевтами-практиками и их соотносимостью с индивидуальными паттернами характера - вытеснение, регрессия, изоляция, интеллектуализация, рационализация, морализация, компартментализация, аннулирование, поворот против себя, смещение, реактивное формирование, реверсия, идентификация, отреагирование, сексуализация, сублимация и юмор.
Некоторые из «высших» защит также могут быть доминирующими в структуре патологических характеров, но на уровне невротической организации личности. Они характерны для «классических» невротиков – истерических и обсессивно-компульсивных характеров. В других же случаях эти защиты выступают в качестве дополнительных.
Вытеснение - основная защита высшего порядка, поэтому она будет рассмотрена достаточно подробно.
По словам В. Тэхке [17], вытеснение – первое самозащитное действие, основанное на индивидуальном суждении, в котором собственное Я активно использует психическую мощь для отвращения от осознания несовместимых психических содержаний.
Первые же представления З.Фрейда о вытеснении легли в основу психоанализа. Вытеснение состоит в бессознательно мотивированном забывании, или избежании осознания внутренних побуждений и внешних событий, которые репрезентируют соблазны, неосуществимые и пугающие желания и наказания за запретные наслаждения, а также просто намекают на них. Информация блокируется, чтобы помешать ее воздействию и избежать страданий при осознании. Тем не менее, хотя вытесненное не переживается на сознательном уровне, оно сохраняет свою действенность и продолжает оказывать влияние с бессознательного уровня.
С точки зрения развития, вытеснение можно рассматривать как средство, с помощью которого ребенок справляется с нормальными с точки зрения развития, но неосуществимыми и пугающими желаниями, например, желание уничтожить одного из родителей, чтобы самому обладать другим. Он постепенно научается отсылать эти желания в бессознательное. Современные аналитики считают, что человек должен достигнуть чувства целостности и непрерывности собственного Я, прежде чем станет способен сдерживать беспокоящие его импульсы вытеснением. У людей, ранний опыт которых не позволил им приобрести эту константность идентичности, неприятные чувства имеют тенденцию сдерживаться при помощи более примитивных защит - отрицания, проекции и расщепления.
Паттерн неклинического действия вытеснения наиболее иллюстративен в случае простого забывания имен или намерений – того, что Фрейд называл частью «психопатологии обыденной жизни». В психоанализе обнаруживается, что имя или намерение забываются, если они сопряжены с подавленным мотивом, обычно из-за их ассоциации с неприемлемой инстинктивной потребностью.
Конфликты возникают в случаях, когда происходят события, относящиеся к материалу, вытесненному в прошлом. Если попытка вытесненного материала найти разрядку в виде дериватов (производных) терпит неудачу, возникает стремление вытеснить любое событие, ассоциативно связанное с изначально вытесненным материалом. Этот процесс получил название «вторичного вытеснения». Создается впечатление, что вытесненное, подобно магнетической силе, притягивает все, хоть как-то связанное с ним, чтобы тоже подвергнуть вытеснению.
Вытеснение может выдавать себя двояким образом:
- «пустотами», т.е. отсутствием определенных идей, чувств, отношений, которые представляли бы адекватную реакцию на действительность (вторичное вытеснение);
- навязчивым характером приверженности неким идеям, чувствам и отношениям, представляющим собой дериваты.
Собственно вытеснение – основной механизм истерии. Отношение к неприемлемым вещам таково, словно они не существуют, при этом вытесняются, как правило, сексуальные побуждения, агрессивность же признается и расценивается как зло. Истерики обращают запертую сексуальность в диффузную нервозность – такой была трактовка Фрейда. Поэтому они бывают сексуально провоцирующи, не осознавая сексуального предложения, кроющегося в их поведении и, соответственно, обычно не получая сексуального удовлетворения. Отсюда и склонность к эксгибиционизму, браваде при бессознательном опасении агрессии.
Поскольку вытесненное продолжает существовать на бессознательном уровне и формирует дериваты, вытеснение никогда не происходит раз и навсегда, на его поддержание требуется непрерывный расход энергии, так как оно постоянно стремится к разрядке, и для реализации других целей энергии уже не хватает. Этим объясняются некоторые виды невротической усталости. Типичное невротическое чувство неполноценности соответствует энергетическому истощению. У невротиков формируются установки на избежание ситуаций, в которых возможна мобилизация вытесненного материала (фобии).
Элемент вытеснения присутствует в действии большинства защит высшего порядка. В свете этого обстоятельства можно приветствовать изначальное предположение Фрейда, что вытеснение является прародителем всех других видов защитных процессов.
Регрессия – простой защитный механизм, относящийся в развитии к подфазе воссоединения, когда, по мнению О.Фенихеля [18], при фрустрации индивид обращается к ранним периодам жизни, когда испытывал большее наслаждение, и к ранним видам удовлетворения, которые были полнее. Ее выраженность зависит от степени колебания при принятии нового способа удовлетворения и силой фиксации на прежних способах.
Другие защитные механизмы запускаются благодаря активности Я, при регрессии Я гораздо пассивнее, регрессия случается с ним. Слабость организации Я – основная предпосылка использования регрессии в качестве механизма защиты.
В патологическом виде можно рассмотреть следующие варианты развития регрессии:
- Некоторые люди используют регрессию как защиту чаще, чем другие. Например, некоторые реагируют на стресс, вызванный ростом и возрастными изменениями тем, что заболевают. Многие, у кого не диагностируется та или иная болезнь, порой физически чувствуют себя очень плохо и укладываются в постель. Этот вариант регрессии, известный как соматизация, обычно оказывается резистентным к изменениям и трудным для терапевтического вмешательства.
- регрессия от взрослых форм сексуальности к инфантильным формам. Эта регрессия является предпосылкой неврозов. При полной регрессии весь прегенитальный комплекс, включая такие характеристики, как амбивалентность и бисексуальность, замещает генитальность. К примеру, типичный компульсивный невротик отказывается от генитальности и вновь становится анально-садистичным.
- при регрессии к первичному нарциссизму имеет место блокирование Я.
Таким образом, соматизация и ипохондрия, как и другие виды регрессии, являющие собой беспомощность и детские модели поведения, могут служить краеугольным камнем в характере личности. Когда регрессия определяет чью-то стратегическую линию преодоления жизненных трудностей, этот человек вполне может быть охарактеризован как инфантильная личность. Это определение не совсем вписывается в структуру патологических характеров, и если следовать ей, наибольшее отношение этот механизм относится к истерическим личностям. Согласно Н. МакВильямс [10], регрессивный компонент истерического поведения был, да и сейчас распространен в некоторых женских субкультурах – это наигранное онемение, девичьи смешки, излияния чувств по отношению к сильным мужчинам, а также обмороки, особенно в культурах XIX века.
Изоляция аффекта - отделение аффективного аспекта переживания или идеи от своей когнитивной составляющей.
Изоляция аффекта считается самой примитивной из «интеллектуальных защит», а также базовым образованием в механизме действия таких психологических операций, как интеллектуализация, рационализация и морализация. Общим для всех этих защит является отсылка в бессознательное личностного, внутреннего значения любой ситуации, идеи или внешних обстоятельств. Когда первичной защитой становится изоляция, и паттерн жизни отражает завышенную оценку значимости рассуждений и недооценку чувств, тогда структура характера определяется как обсессивная.
О. Фенихель [18] также считал, что данный механизм защиты превалирует в компульсивных неврозах, когда пациенты не забывают своих патогенных травм, но утрачивают их связи и эмоциональная значимость.
Прототип изоляции у нормальных людей – логическое мышление, которое состоит в устранении аффективных ассоциаций в интересах объективности. Компульсивные невротики в своих изоляционных устремлениях представляют собой карикатуру на нормальных мыслителей и зачастую свободные ассоциации им не удаются, так как они всегда жаждут порядка, рутины, системы, что с психологической точки зрения означает нежелание освобождаться от своих изоляционных тенденций.
Интеллектуализация – процесс мыслительной деятельности, подменяющий эмоциональное переживание и препятствующий чувственному восприятию реальности, вариант более высокого уровня изоляции аффекта от интеллекта.
Интеллектуализация сдерживает обычное переполнение эмоциями таким же образом, как изоляция сдерживает травматическую сверхстимуляцию. Когда человек может действовать рационально в ситуации, насыщенной эмоциональным значением, это свидетельствует о значительной силе Я, и защита действует эффективно. Однако, если человек оказывается неспособным оставить защитную когнитивную неэмоциональную позицию, то другие склонны интуитивно считать его эмоционально неискренним и его способности к игровому поведению становятся сильно ограниченными.
Интеллектуализация бывает интенсивной в подростковом и юношеском возрасте, когда превалируют сильные сексуальные и агрессивные импульсы.
В характерологии интеллектуализация свойственна как «зрелая» защита для шизоидных и обсессивных личностей, впрочем, не являясь ведущей.
Рационализация – процесс логического, рассудочного объяснения человеком собственных мыслей, установок, поступков и действий, позволяющий оправдывать и скрывать их истинные мотивы. Рациональное объяснение как защитный механизм направлено не на разрешение противоречия как основы конфликта, а на снятие напряжения при переживании дискомфорта с помощью квазилогичных объяснений. Мотивы защитного характера проявляются у людей с очень сильным Сверх-Я, которое, с одной стороны вроде бы не допускает до сознания реальные мотивы, но, с другой стороны, дает этим мотивам реализоваться, но под красивым, социально одобряемым фасадом. К. Хорни писала, что рационализация – это «самообман посредством логического рассуждения».
Чем человек умнее и способнее к творчеству, тем лучшим рационализатором он является. Защита работает доброкачественно, если она позволяет человеку наилучшим образом выйти из трудной ситуации с минимумом разочарований. Однако как защита она имеет слабую сторону: фактически все может быть - и бывает - рационализировано.
Рационализация проявляется не только в когнитивной, но и поведенческой сфере, когда поведение выстраивается рационально, по жесткому алгоритму, превращаясь в ритуал. Такое слияние рационализации и ритуальности в поведении наблюдается в обсессивных неврозах – здесь происходит рациональное обоснование тщательного выполнения навязчивых действий – мытья рук, счета ступенек и т.д.
Близкой родственницей рационализации является следующая защита – морализация.
Морализация – направление человеком своих желаний, действий или поступков в область оправданий или моральных обязательств, поиск путей для того, чтобы чувствовать, что он обязан следовать в данном направлении.
Н. МакВильямс рассматривала морализацию как более высокоразвитую версию расщепления в том смысле, что склонность к морализации является поздней стадией примитивной тенденции глобального деления на плохое и хорошее. В морализации можно усмотреть действие Сверх-Я, обычно ригидного и наказующего. Морализация является очень важной зашитой в организации характера, которую аналитики называют моральным мазохизмом. Моральные мазохисты используют морализацию для того, чтобы справиться со своими внутенними переживаниями. Некоторые обсессивные и компульсивные люди также привязаны к этой защите, опять же, как и в случае с рационализацией, для сепарации аффекта от его когнитивной составляющей.
Раздельное мышление – возможность сосуществования двух конфликтующих состояний без осознанной запутанности, вины, стыда или тревоги. Как и изоляция аффекта, раздельное мышление находится ближе к более примитивной стороне, но тогда как изоляция подразумевает разрыв между мыслями и эмоциями, раздельное мышление означает разрыв между несовместимыми мысленными установками.
В патологии раздельного мышления мы можем обнаружить людей, которые, к примеру, являются большими гуманистами в общественной сфере, но при этом жестоки в обращении со своими детьми у себя дома. Этот термин применим только в тех случаях, когда обе противоречивые идеи или оба действия доступны осознанию. При конфронтации человек, использующий раздельное мышление, будет рационализировать противоречия, чтобы избавиться от них.
Как и другие рассмотренные выше когнитивные защиты, компартментализация является характерной защитой для обсессивных характеров, но, в силу большей примитивности данной защиты, достаточно часто встречается у людей с психическими патологиями вне зависимости от характерологии (домашний тиран, учитель-педофил и т.д.).
Аннулирование – когда реально или магически делается нечто позитивное, противоположное тому, что реально или магически было сделано предварительно.
Н. МакВильямс рассматривала аннулирование в качестве зрелого преемника всемогущего контроля, вследствие его магического характера, зрелость же этой защиты в том, что человека, ее использующего, можно побудить, взывая к наблюдающему Я, увидеть смысл суеверного поведения. О.Фенихель [18] связывал этот механизм с реактивным образованием.
Все симптомы, символизирующие искупление, принадлежат к этой категории. Аннулирование не всегда состоит в навязчивом желании сделать противоположное сделанному, но иногда парадоксальным образом заключается в повторении действия, но с установкой на противоположное бессознательное значение.
Неудача механизма аннулирования, обусловленная посягательством на защиту со стороны отвергнутых побуждений, приводит к ряду феноменов, часто встречающихся при компульсивных неврозах. Это могут быть увеличение числа повторений, навязчивый счет с бессознательным значением подсчета необходимых повторений, расширение успокоительных церемоний, навязчивые сомнения и т.д.. В целом, когда аннулирование является центральной защитой в репертуаре человека, а действия, обладающие бессознательным смыслом искупления прошлых преступлений, представляют собой главное средство поддержания самоуважения индивида, мы расцениваем этого человека как компульсивную личность.
Поворот против себя – перенаправление негативного аффекта, относящегося к внешнему объекту, на себя, механизм защиты, описанный еще З.Фрейдом. Гипотеза о действии этого механизма была рассмотрена им в работе «Скорбь и меланхолия», где он исходит из возникновения мощного негативного импульса в отношении не оправдавшего ожидания объекта. Но, так как последний остается объектом привязанности, эти импульсы обращаются на Я, которое как бы вбирает в себя этот объект. При этом СверхЯ учиняет суд над собственным Я, как над этим не оправдавшим ожидание объектом.
С точки зрения современных представлений Н. МакВильямс, у многих людей существует тенденция обращать против себя негативные аффекты, отношения и восприятия благодаря иллюзии, что этот процесс дает больше контроля над неприятными ситуациями. Поворот против себя является популярной защитой среди более здоровых людей, которые устойчивы перед искушением отрицать или проецировать неприятные качества, а также у тех, у кого подобные тенденции вызывают тревогу. Они предпочитают заблуждаться, считая, что трудности - это скорее их вина, чем чья-то еще. Автоматическое и компульсивное использование данной защиты является общим для депрессивных личностей. Они склонны предпочитать иррациональную вину и испытывать страдания, чтобы избежать беспомощности. Поворот против себя наблюдается также в некоторых случаях мазохистического характера, но эти люди более активны, чем депрессивные, и их поведение отражает потребность что-то сделать со своими депрессивными чувствами.
Смещение – перенаправление драйва, эмоции, озабоченности чем-либо или поведения с первоначального или естественного объекта на другой, потому что его изначальная направленность по какой-то причине тревожно скрывается.
Положительные виды смещения включают в себя перевод агрессивной энергии в созидательную активность (к примеру, большой объем работы в возбужденном состоянии), а также переадресовку эротических импульсов с нереальных или запрещенных сексуальных объектов на доступного партнера.
В патологии смещением можно объяснить сексуальные фетиши (к примеру, переориентацию эротического интереса с гениталий человека на бессознательно связанную область - ноги или даже обувь). Если человек использует смещение тревоги с какой-то одной области на весьма специфический объект, который символизирует пугающее явление (к примеру, страх пауков, боязнь ножей, которым придается особое бессознательное значение), то он страдает фобией. Смещение аффекта, особенно гнева, присуще в качестве дополнительного защитного механизма для обсессивных личностей.
Реактивное образование – преобразование негативного аффекта в позитивный или наоборот, формирование таких осознаваемых установок, эмоций и поведения, которые противоречат подсознательным неприемлемым желаниям и чувствам, устранение амбивалентности. Проявление реактивного образования инициируется конфликтом между желанием и запретом на его удовлетворение со стороны строгого СверхЯ.
О. Фенихель считал, что реактивные образования – это особый вид вытеснения, они создаются «раз и навсегда», определенным образом изменяя личность. Индивид, построивший реактивные образования, не формирует защитных механизмов при угрозе со стороны инстинктов, структура его личности изменена, словно опасность присутствует постоянно, и он всегда готов с ней встретиться. К примеру, компульсивные невротики с утрированной чистоплотностью и любовью к порядку борются с инстинктивными потребностями в нечистотах и беспорядке; ригидность этих качеств и неожиданные «прорывы» выдают реактивную природу казалось бы позитивных черт характера.
Большинство патологических черт характера соответствуют реактивному образованию. Если нормальные черты характера допускают разрядку, то патологические служат в основном удержанию на бессознательном уровне сохранившихся противоположных тенденций.
Фрейд в своей работе «Характер и анальная эротика» полагал, что добросовестность, бережливость и усердие обсессивно-компульсивных личностей являются реактивными образованиями, направленными против желания быть безответственным, беспутным, расточительным, недисциплинированным.
Также, реактивные образования характерны для параноидного характера, когда враждебные чувства и агрессивные импульсы являются главным содержанием психопатологии. З.Фрейд в работе «Психоаналитические заметки об автобиографическом описании случая паранойи» объяснял паранойю посредством успешного неосознанного действия реактивного формирования («Я Вас не люблю, я ненавижу Вас»), и проекции («Это не я ненавижу вас – это вы ненавидите меня»).
Реверсия – по определению Н. МакВильямс - это способ справиться с чувствами, которые представляют психологическую угрозу собственному “Я”, путем проигрывания сценария, переключающего отношение человека с субъекта на объект или наоборот. Достоинством реверсии является то обстоятельство, что человек перемещает сильные аспекты трансакций таким образом, чтобы играть скорее в инициирующую роль, чем отвечающую. Если развивается положительный сценарий, защита работает конструктивно. Если же имеет место отрицательный сценарий - деструктивно.
При рассмотрении этого и многих других высших защитных механизмов не обнаруживается ни одного типа личности, который бы отражал сверхзависимость от них. Психологически здоровые люди стремятся не только использовать большинство зрелых защит (в том числе реверсию). Они также сдерживают тревогу и справляются с другими тяжелыми эмоциональными состояниями, обращаясь к различным защитным моделям.
Идентификация - зрелый уровень осознанной (или частично бессознательной) попытки стать похожим на другого человека. Эта способность развивается естественным образом, начиная с ранних инфантильных форм, содержащих желание проглотить другого человека целиком, до более тонких и субъективно произвольных процессов выборочного принятия качеств другого человека. Считается, что потенциал идентификации расширяется и модифицируется в течение всей жизни и является основой психологического роста и изменений (следует отличать высшую идентификацию от проективной и идентификации с агрессором).
Так как идентификация представляется средством на все случаи жизни, она более часто используется как защита в случаях эмоционального стресса (когда подвергаются проверке на прочность имеющиеся субъективные представления о том, кто ты есть). Очевидно, смерть и потеря подталкивают к идентификации с утраченным объектом любви, а затем - с теми, кто займет место утраченного в эмоциональном мире человека. Желание подростков найти героев, с которыми они могли бы соревноваться в попытках справиться со сложными требованиями пубертатного периода, наблюдается в течение многих веков. Некоторые люди идентифицируются более легко и гибко, чем другие, представляя собой как бы “промокашку”, впитывающую любые психологические чернила. Очевидно, к группе риска относятся те, кто хотя бы в малейшей степени страдает от нарушения базовой идентичности. Здесь возможно скатывание к примитивным формам идентификации – проективной и идентификации с агрессором, характерных для параноидных и психопатических характеров.
Отреагирование вовне – поведение или эмоциональная реакция, обусловленное бессознательной потребностью справиться с тревогой, ассоциированной с внутренне запрещенными чувствами и желаниями, а также с навязчивыми страхами, фантазиями и воспоминаниями. Проигрывая пугающий сценарий, человек, бессознательно испытывающий страх, оборачивает пассивное в активное, превращает чувство беспомощности и уязвимости в действенный опыт и силу, независимо от того, насколько болезненна драма, которую он разыгрывает.
Чаще всего отреагирование наблюдается в психотерапевтической практике и относится к любому виду поведения, которое предполагает выражение отношений переноса, привносить которое в терапию в словесной форме пациент чувствует для себя еще недостаточно безопасным.
Отреагирование вовне является дополнительной защитой при нескольких видах патологических характеров и зависимого поведения.
По наблюдениям Н. МакВильямс, люди с истерической организацией личности известны отреагированием своих сексуальных сценариев; людей со всеми видами зависимости можно рассматривать как отреагирующих отношение к предмету своего предпочтения (химическая зависимость может усложнить то, что уже было психологической зависимостью); люди с компульсиями, по определению, являются отреагирующими, когда уступают внутреннему давлению и вовлекаются в свои определенные компульсивные действия; социопаты вновь и вновь проигрывают сложные паттерны манипуляций. Таким образом, эта защита может проявляться во многих резко отличающихся клинических случаях.
Сексуализация - защита для управления тревогой, сохранения самоуважения, нивелировки стыда или отвлечения от чувства внутренней умерщвленности посредством эротизации и сексуальных побуждений.
Многие люди используют сексуализацию для того, чтобы преодолеть и сделать более приятными некоторые печальные события в нашей жизни. Для людей разного пола имеются различия в том, что они склонны сексуализировать: для женщин более характерно сексуализировать зависимость, а для мужчин - агрессивность. Некоторые люди сексуализируют деньги, другие - грязь, третьи - власть и так далее. Многие сексуализируют процесс обучения.
Сексуализация не является по своей сути проблематичной или деструктивной, но надо исследовать контекст и следствия ее использования во взрослом возрасте, которые определяют, надо ли расценивать ее как позитивную адаптацию, дурную привычку или патологию.
Сексуализация является проблемной или характерной, когда речь идет об истерическом и мазохистическом характере. В первом случае сексуализация происходит от вытесненной боязни сексуальности, а воспринимается окружающими именно как сексуализация – истерик же пожинает плоды того, что не было его целью; во втором же случае, мазохист сексуализирует страх перед истязающим или насилующим, и вновь вступает в такие отношения, несмотря на то, что в таких ситуациях неплохо было бы поискать помощи.
Перед тем как перейти к рассмотрению последних двух защит высшего порядка, признаваемых многими исследователями однозначно успешными и самыми высшими среди всех защит, отметим, что среди рассмотренных защит высшего порядка, один из наиболее авторитетных исследователей механизмов защит О.Фенихель, однозначно отнес к патогенным при некоторых условиях вытеснение, реактивное образование, аннулирование, регрессию и производные от них защиты.
Сублимация – в общем смысле, это переключение энергии с социально и культурно неприемлемых целей и объектов на социально и культурно приемлемые. Фрейд [22] под сублимацией понимал способность менять первоначальную сексуальную цель на иную, несексуальную, но психологически ей близкую. В процессе сублимации сексуальная энергия находит выход за пределы телесного удовлетворения, и ее переключение на другие области деятельности способствует повышению психической работоспособности человека. Согласно Фрейду, инстинктивные желания обретают силу влияния, благодаря обстоятельствам детства индивида; некоторые драйвы или конфликты приобретают особое значение и могут быть направлены на полезную созидательную деятельность. Сублимация делает возможными высшие формы человеческой деятельности и играет важную роль в культурной жизни.
Сублимация расценивается как здоровое средство разрешения психологических трудностей по двум причинам: во-первых, она благоприятствует конструктивному поведению, полезному для общества, во-вторых, она разряжает импульс вместо того, чтобы тратить огромную эмоциональную энергию на трансформацию его во что-либо другое ( как при реактивном формировании) или на противодействие ему противоположно направленной силой (отрицание, репрессия). Такая разрядка энергии считается положительной по своей сути: она позволяет человеческому организму поддерживать необходимый гомеостаз.
Сублимация остается понятием, на которое ссылаются исследователи, если указывают на найденный кем-то креативный и полезный способ выражения проблемных импульсов и конфликтов. Таким образом, сублимация характеризуется:
- торможением цели,
- десексуализацией,
- полной абсорбцией инстинкта его последствиями,
- изменениями внутри Я.
Если связать процесс сублимации и аналитическую терапию, можно найти общие черты в целях терапии и механизме действия сублимации, так как цели терапии включают в себя понимание всех аспектов собственного Я (даже самых примитивных и беспокоящих), развитие сострадания к самому себе (и к другим) и расширение границ свободы для разрешения старых конфликтов новыми способами. Эти цели не подразумевают «очищения» собственного Я от вызывающих отвращение аспектов или блокирование примитивных желаний. Сходный в целом механизм демонстрирует сублимация. Именно это позволяет считать сублимацию вершиной развития Я, многое объясняет в отношении психоанализа к человеческому существу и присущим ему возможностям и ограничениям.
Если говорить о связи с характерологией, то сублимация особенно присуща шизоидам в положительном плане «исправления» характера. Более здоровые шизоиды направляют свои ценные качества в искусство, науку, духовные изыскания, что, вследствие остающейся доминирующей в их характере изоляции, позволяет им добиваться значительных успехов в данных областях.
Юмор – его тоже можно назвать высшей успешной защитой и определить как один из способов разрядки – преобразовании отрицательных чувств в нечто прямо противоположное – в источник смеха. Роль юмора в этом случае сводится к защите человеческого Я, поскольку позволяет сохранить самообладание, достоинство и самоконтроль в тревожных условиях.
Фрейд [22] определял юмор как «средство получения удовольствия, несмотря на предшествующие ему мучительные аффекты». Юмор подавляет развитие этого аффекта, занимая его место. Причем удовольствие от юмора возникает в этих случаях за счет неосуществившегося развития аффекта – «оно вытекает из экономии аффективной затраты». Многие исследования показали, что особенность юмора как психологической защиты состоит в автоматическом преобразовании чувств. Локализация юмора в предсознании делает его непохожим на классические виды защитных механизмов. Как говорил Фрейд, юмор может быть понят как высшая из защитных функций.
С точки зрения положительных качеств некоторых патологических характеров, юмор наиболее присущ маниакальным и истерическим личностям.
6. Связь защитных механизмов с сопротивлением и переносом в аналитической ситуации.
Так как рассмотрение и понимание защитных механизмов является решающим для понимания организации характера индивида и структуры его личности, нужно рассмотреть, как проявляется действие защит в психотерапевтическом процессе. Понимание того, какие виды защит использует человек в повседневной жизни, можно получить, изучая его сопротивления и перенос в аналитической ситуации.
Термин «сопротивление» относится ко всем защитным операциям психического аппарата, когда они проявляются в аналитической ситуации. Сопротивление - операционное понятие; анализ не создает здесь ничего нового, аналитическая ситуация становится ареной, на которой силы сопротивления проявляют себя. Во время курса анализа силы сопротивления используют все механизмы, формы, способы, методы и констелляции защит, которые Я использует во внешней жизни пациента.
Необходимо различать: что пациент сопротивляется, как он делает это, что он отвращает, почему он делает это. Механизм сопротивления по определению всегда бессознателен, но пациент может осознавать то или иное вторичное проявление процесса защиты. Сопротивления в процессе анализа проявляются как некая форма противодействия процедурам и процессам, которая анализируется.
Так же, как и защитные механизмы, сопротивление действует через Я; хотя их источники, согласно Фрейду, могут исходить из любой психической структуры – Оно, Я, Сверх-Я, но восприятие опасности является функцией Я. В процессе анализа форма и тип сопротивления изменяется - присутствует регрессия и прогресс, поведение пациента меняется в соответствии с точками фиксаций; вообще все защитные механизмы Я могут использоваться в целях сопротивления. Для целей сопротивления используются и более сложные феномены – такие, как сопротивления переноса, сопротивления характера, покрывающие защиты.
Также в процессе анализа существует тесная взаимосвязь между защитами и явлениями переноса. В частности, при реакции «переноса характера» главные черты характера и отношения, которые имеют защитную функцию, манифестируются по отношению к аналитику так же, как и по отношению к людям в повседневной жизни. При неврозе переноса переживание вытесненного прошлого вместе с аналитиком и в аналитической ситуации является наиболее эффективной возможностью для преодоления невротических защит и сопротивлений. Кроме того, пациент повторяет и переживает вновь по отношению к своему аналитику свои защиты против инстинктивного и эмоционального вовлечения.
7. Исследование действия защитных механизмов при различных патологических типах характера на примерах из художественной и клинической литературы.
Патологические характеры достаточно редко встречаются в «чистом» виде, но у любого человека, особенно у нуждающегося в психотерапевтической помощи, можно выявить доминирующий паттерн характера с тем, чтобы предложить наиболее адекватный метод психокоррекции.
Чтобы проиллюстрировать защитные механизмы «в действии», мне показалось интересным рассмотреть наиболее характерных персонажей с ярко выраженными типами характеров из художественной, исторической и клинической литературы для наглядного понимания зависимости определенного типа характера от защитных механизмов, присущих ему. Аспекты драйвов, темперамента, развития Я, объектных отношений также являются очень важными, но анализ защит и сам по себе может с большой долей уверенности позволить судить о той или иной патологии характера.
Хочу отметить, что персонажи взяты «на краю» патологии, с ярко выраженными защитами, ведущими к дезадаптации, чтобы можно было судить именно о патологическом характере, а не характере с преобладающей тенденцией, что патологией, по сути, не является.
Я расположил эти типы характеров по степени благоприятности прогноза при психотерапевтическом лечении, подробно описав самые благоприятные из них.
7.1. Истерический характер. Случай Доры из работы З.Фрейда «Фрагмент анализа истерии» 1905 г.
Истерическая личность - считаю уместным начать обзор со случая, который стал одним из первых в исследовании истерии, а именно, случая Доры, описанного З.Фрейдом в работе «Фрагмент анализа истерии» в 1905 г.
Центральным защитным механизмом при истерии является вытеснение, причем это связано не столько даже с амнезией психических травм, сколько с вытеснением «запретных», преимущественно сексуальных, желаний. Во времена Фрейда особенно была распространена конверсионная истерия, когда происходит конверсия импульсов в телесные симптомы, это было связано с пуританским воспитанием в то время. Сейчас конверсия больше происходит на поведенческом уровне, в виде противофобического отреагирования вовне. Вытеснение при истерии, таким образом, почти всегда сопровождается сексуализацией. Кроме этого, истерические личности очень часто прибегают к регрессии, защищаясь от неприятностей и обезоруживая потенциальных обидчиков и людей, чьего отвержения они боятся.
Проиллюстрируем вышесказанное на примере данного случая. Здесь нет нужды прояснять какие-то эпизоды, связанные с действиями истерических защит, поскольку Фрейд это делает параллельно изложению случая.
«Семейный круг 18-летней пациентки охватывал ее родителей и брата, который старше неё на полтора года. Доминирующей персоной был отец, вследствие его ума и качеств характера, а также его жизненных обстоятельств, которые образовали как бы помост для истории детства и болезни нашей пациентки…. Дочь была привязана к нему с особой нежностью, и ее преждевременно пробудившаяся критичность пробудила тем более сильный негативный импульс к некоторым его действиям и качествам….Отношения между матерью и дочерью уже годами были очень недружелюбными. Дочь не замечала матери, жестко критиковала ее и практически полностью уклонялась от какого-либо влияния с ее стороны….
История болезни, …, вероятно, в целом покажется не заслуживающей внимания. «Неполноценная истерия» вместе с самыми обыденнейшими соматическими и психическими симптомами: диспноэ (одышка), нервный кашель, афония, ну еще мигрени, к тому же дурное настроение, истерическая неуживчивость…..В работе с моей пациенткой Дорой я, благодаря (уже несколько раз упомянутому) пониманию отца, не вынужден был самостоятельно искать привязку симптомов к жизненным событиям, по меньшей мере, того, что касалось последнего формирования болезни….Отец сообщил мне, что он, как и вся его семья, во время проживания в Б. находился в тесной дружбе с одной супружеской парой, которая поселилась там несколькими годами ранее. Госпожа К. заботилась об отце во время его тяжелой болезни и посредством этого приобрела непреходящее притязание на его благодарность. Господин К. был постоянно очень любезен по отношению к его дочери Доре, совершал с ней прогулки, когда бывал в Б., дарил ей маленькие подарки. Отец все же никогда не находил в этом чего-то худого…….Дора должна была несколько недель погостить в доме К., а отец хотел через несколько дней возвратиться назад. Господин К. тоже был в эти дни дома. Но когда отец собирался к отъезду, девушка неожиданно с необычайно сильной решимостью заявила, что она тоже уезжает с ним, и она действительно этого добилась. Только несколько дней спустя она дала объяснение своему странному поведению. Она многое рассказала матери для того, чтобы посредством нее получить дальнейшее покровительство отца, а именно, что господин К. на одной из прогулок по озеру отважился сделать ей любовное предложение. Обвиняемый, у которого при первой возможности потребовали объяснений, самым упорным образом отрицал свою вину и сам начал подозревать девушку, которая, по рассказам госпожи К., проявляла интерес лишь к сексуальным вещам и даже читала в их доме на озере «Физиологию любви» Мантегацци и тому подобные книги. Вероятно, она просто перегрелась от такого чтения и «вообразила» себе всю ту сцену, о которой она рассказывает.
….Таким образом, в переживании, связанном с господином К., - в любовном предложении и последующем затем оскорблении чести - заключалась для нашей пациентки Доры психическая травма, которую в свое время Брейер и я выдвинули в качестве неизбежного предварительного условия для возникновения истерического болезненного состояния. …..После того как были преодолены первые трудности в курсе лечения, Дора рассказала мне о более раннем переживании, связанном с господином К., которое даже лучше подходит для того, чтобы проявиться в качестве сексуальной травмы. Тогда пациентке исполнилось 14 лет. …..он неожиданно прижал ее к себе и запечатлел поцелуй на ее губах. Вероятно, этой ситуации было достаточно, чтобы у 14-летней целомудренной девочки вызвать яркое ощущение сексуального возбуждения. Но в этот момент Дора ощутила сильную тошноту, вырвалась и, минуя этого мужчину, помчалась к лестнице и далее по ней к выходу из дома. Тем не менее, общение с господином К. продолжалось; никто из них ни разу не упомянул эту маленькую сценку, и она даже намеревалась сохранить ее в тайне вплоть до исповеди на лечении.»
Здесь надо добавить для связности рассмотрения, что отец Доры имел любовную связь с госпожой К., чем вызывал сильную ревность дочери. Также большое место в описании занимают случаи отреагирования Доры – как на поведенческом, так и на конверсионном (соматическом) уровне. Посредством аналитической работы и анализа двух значимых сновидений Доры, Фрейд выявил основные причины формирования данных конверсионных симптомов - ими являлись болезнь отца, к которому она была крайне привязана, длительный роман отца с госпожой К., и попытки соблазнения старшим мужчиной - мужем любовницы отца, господином К., к которому, несмотря на внешнее отвержение, она бессознательно проявляла интерес. Главной предпосылкой постоянного действия механизма вытеснения Фрейд объясняет так:
«Когда я сообщил Доре, что должен полагать, что ее склонность к отцу уже очень рано приняла характер подлинной влюбленности, она хотя и дала свой обычный уклончивый ответ: «Я не могу этого припомнить», — однако тотчас сообщила нечто аналогичное о своей семилетней кузине (с материнской стороны), в которой она часто видела как бы отражение своего собственного детства. Однажды малышка была свидетельницей раздраженного спора между родителями и прошептала на ухо Доре, навестившей их вскоре после этого: «Ты не можешь себе представить, насколько я ненавижу эту личность (намекая на мать)! И если она умрет, то я сразу женюсь на папе». Я привык, в таких ассоциациях, которые в чем-то согласуются с содержанием моего утверждения, видеть подтверждение со стороны бессознательного. Другого «да» невозможно услышать от бессознательного; а бессознательного «нет» вообще не существует.»
Истерическая регрессия проявлялась во многих местах случая, самое яркое ее проявление выглядело так:
«…однажды после незначительной перепалки между отцом и дочерью, когда у последней возник первый припадок с потерей сознания, а затем и амнезия, было принято решение несмотря на ее сопротивление, что она пойдет ко мне на лечение.»
Сексуализация как защита истерической личности также просматривается на всем протяжение повествования. По причинам иной культуры век назад она выдавала себя телесными симптомами (нервный кашель, тошнота и т.д.), связанными с представлениями о сексуальном контакте, но также и виде более открытых проявлений – уже упомянутого чтения «Физиологии любви», а также мастурбации.
Для иллюстрации действия истерических защит материал вполне нагляден, подробное же рассмотрение этого и последующих случаев с точек зрения динамики развития, анализа, лечения, исхода, и других факторов, к сожалению, излишне в формате рассматриваемой в данной работе проблематики.
7.2. Обсессивно-компульсивный характер. Случай «Человека- крысы» из работы З.Фрейда «Заметки об одном случае невроза навязчивости» 1909 г.
Обсессивно-компульсивная личность – в случае данного характера оправданно обратиться также к клинической литературе по причине наибольшей его проработанности, также, как и истерии, в психоаналитической и психотерапевтической практике, а также наилучшими прогнозами в лечении или коррекции. Речь пойдет о случае невроза навязчивости с компульсивными импульсами – случае «Человека- крысы», описанном З.Фрейдом в работе «Заметки об одном случае невроза навязчивости» в 1909 году. Для понимания же отдельных проявлений обсессий и компульсий можно обратиться к русскому литературному наследию, где образы «маленького» человека – навязчивого невротика были нередки. Здесь уместно упомянуть [14] персонажей Гоголя – это и Плюшкин из «Мертвых душ», и Башмачников из «Шинели»; у Чехова – Червякова из «Смерти чиновника».
Бессознательный мир обсессивно-компульсивных людей имеет «анальную» проблематику. Это - классический характер на уровне невротической структуры личности. Ведущими защитными механизмами выступают изоляция аффекта – в форме навязчивых мыслей (у обсессивных характеров), хотя обычно это зрелые их производные – рационализация, морализирование, интеллектуализация, компартнентализация; и аннулирование – в форме магических навязчивых действий (для компульсивных характеров). В целом для характера присуще реактивное образование (здесь как утрированная «правильность» против желания быть аморальным) и отчасти смещение аффекта. Проследим проявление этих защит у «Человека-Крысы»:
- навязчивые мысли (изоляция аффекта) начались в детском возрасте:
«Когда мне было шесть, я уже страдал от эрекций, и я знаю, что однажды я пришел к матери жаловаться на это. Я знаю также, что, делая это, я переживал дурные предчувствия. У меня было чувство, что имеется некая связь между этим предметом и моими идеями и любопытством, и тогда у меня была болезненная идея, что родители знают мои мысли; я объяснял это себе тем, что мог, вероятно, говорить вслух, не слыша сам себя. Я рассматриваю это как начало моей болезни. Мне очень нравились некоторые девочки, и у меня было сильное желание видеть их обнаженными. Но, желая так, я имел жуткое чувство, что что-то должно случиться, если я буду так думать, и, что я должен сделать все, что угодно, чтобы это предотвратить”. (В ответ на предложение дать пример этих страхов, он сказал: “Например, что мой отец может умереть”.) “Мысли о смерти моего отца занимали мое сознание с очень ранних лет в течение длительного периода времени и очень подавляли меня».
«Обсессивный страх нашего пациента, реставрированный в своем первичном значении, будет выглядеть так: "Если у меня есть желание видеть женщин раздетыми, то мой отец должен будет умереть". Этот болезненный аффект определенно имел оттенок жути и cуеверия и уже давал начало возникновению импульсов делать что-то, чтобы отвращать грозное зло. Эти импульсы были в последующем развиты в защитные мероприятия, которые предпринимал пациент».
И в дальнейшем, главной особенностью его расстройства были страхи, что что-то может случиться с двумя людьми, которых он очень любил - с его отцом и с женщиной, которой он восхищался. По этому поводу он постоянно был охвачен обсессивными мыслями и компульсивными действиями, что ярко иллюстрируют следующие примеры:
«Кроме своей мании похудения, он произвел целую серию других обсессивных актов во время пребывания дамы на курорте: и, по крайней мере, их часть непосредственно связана с ней. Однажды, когда они вместе катались на лодке и задул сильный ветер, он счел себя обязанным надеть на нее свою шляпу, так как у него в голове сформулировалась команда, что ничего не должно с ней случиться. (Слова "за что он мог бы быть обвинен" должны быть добавлены, чтобы закончить смысл.). Это был вид обсессии для защиты, и, кроме того, проложил путь для последствий. В другой раз, когда они сидели вместе во время грозы, ему навязалась, он не мог сказать почему, необходимость считать до сорока или до пятидесяти между вспышками молний, сопровождаемыми ударами грома. В день ее отъезда он споткнулся о камень, лежащий на дороге и был вынужден переместить его с пути на обочину, так как им овладела идея, что так как ее экипаж проедет здесь несколькими часами позднее, то по причине наличия здесь этого камня может произойти несчастье.».
В последнем случае, надо заметить, что такие компульсивные акты состоят из двух последовательных стадий, в которых вторая нейтрализует первую и являются типичной особенностью обсессивных неврозов. Сознание пациентов естественным образом неправильно понимает их и выдвигает набор вторичных мотивов для придания им значения - попросту рационализирует их.
Пример реактивного образования можно выделить из следующего эпизода:
«В период оживления его благочестия, он обычно молился за себя, что занимало все большее время и обычно длилось полтора часа. Причина была в том, что он обнаружил, как своеобразный Валаам наоборот, что нечто вставляется в его набожные фразы и оборачивает их в свою противоположность. Например, если он говорил: "Да защити меня Господь", злой дух немедленно инсинуировал "нет". (Сравните с похожим механизмом в знакомых случаях со святотатственными мыслями у набожных людей.). В одном из таких эпизодов ему в голову пришла идея произнести вместо молитвы проклятие, так как он был уверен, что в этом случае также прокрадутся противоположные по смыслу слова».
Еще ярче реактивное образование и смещение аффекта описыватся Фрейдом в том же случае, но по поводу другого обсессивно-компульсивного пациента:
«Я был поражен тем, что флориновые банкноты, которыми он расплачивался за консультации, были неизменно чистые и гладкие. … он рассказал мне, что они вовсе не новые, просто это он гладит их дома утюгом. Это для него вопрос совести, объяснял он - не расплачиваться грязными банкнотами, потому что на них оседают все виды опасных бактерий, и они могут причинить некий вред их получателю. … А я смог только обратить внимание на контраст между его щепетильностью по поводу бумажных флоринов и его бессовестностью в произведении абьюза доверившихся ему девушек, и предположить, что аффект самоупрека был смещен».
Таким образом, на материалах случая Человека-Крысы я рассмотрел действие ведущих защит при обсессивно-компульсивном неврозе. Чтобы иметь общее представление о случае, можно добавить, что пациент был осфресиоланьяк. По его собственным словам, будучи ребенком, он узнавал каждого по его запаху, как собака; и даже когда он вырос, он оставался более чувствителен к запахам, чем большинство людей. Это позволило Фрейду предположить, что тенденция к осфресиолании, угасшей с возрастом, может играть роль в генезисе неврозов, а также дает некоторые объяснения того, почему по мере продвижения цивилизации (прямохождение и связанная с ним атрофия нюха) именно сексуальной жизни уготовано стать жертвой подавления. Ибо мы имеем хорошо известную в организации животных тесную связь между сексуальным инстинктом и функцией обонятельного органа.
Психическое здоровье пациента было возвращено ему при помощи психоанализа.
7.3. Депрессивный характер. Случай автора из автобиографической книги-исследования Э.Соломона «Демон полуденный. Анатомия депрессии».
Депрессивная личность – здесь можно описать механизм образования и тяжесть протекания депрессии по замечательной автобиографической книге-исследовании Э.Соломона «Демон полуденный. Анатомия депрессии».
Ведущим защитным механизмом у людей с депрессивным характером является интроекция, а следовательно, при формировании такого характера всегда имеет место ситуация потери – реальной или фантазийной, при этом может присутствовать либо чувство вины, либо зависимости. В любом случае решающую роль здесь играет динамика развития личности и психические травмы, которые определяют преобладающее формирование данной защиты. Параллельно идет идеализация потерянных объектов, при этом идеальные качества приписываются им, а негативные, или просто бессознательная агрессия и обида на эти объекты вбираются в собственное Я, вызывая чувства вины. Также вполне естественно, спутником этих защит становится обращение против себя. Вот как по соотнесению с вышесказанным развивалась эта история:
«… У меня было довольно счастливое детство, с обоими родителями, которые одаривали меня любовью, и с младшим братом, которого они тоже любили и с которым мы вполне ладили».
Надо отметить, что описание всего детства и отрочества было полностью благополучным. Первый «звонок» описывается так, и связан он был с первым отрывом от семьи:
«Помню один эпизод, мне тогда было шесть лет, и я находился в летнем лагере, - меня внезапно охватил беспричинный страх. … Вдруг я теряю способность двигаться. Я точно знаю, что со мной должно произойти что-то страшное, сейчас или потом, и что пока я жив, я не буду свободен, …. Я наткнулся на свою общую уязвимость, на то обстоятельство, что моим родителям не подвластен мир и все в нем происходящее и что мне это тоже никогда не будет подвластно. … Мне были особенно дороги родительские поцелуи на ночь, и я подстилал под голову салфетку, чтобы, если они скатятся с моего лица, успеть их собрать, и спрятать, и сохранить навечно».
Далее те же механизмы уже по-другому проявились в юношеском возрасте:
«С начала старших классов я стал ощущать в себе смутное чувство сексуальности, и это, надо сказать, было самой неразрешимой эмоциональной загадкой в моей жизни. … несколько лет прошло в неуверенности, была длинная череда связей с мужчинами и женщинами; это сильно осложнило отношения с матерью. Время от времени я впадал в состояние сильной тревоги без всякого конкретного повода – странной смеси тоски и страха».
Ситуация разлуки стала усугубляться в юношеском возрасте:
«Летом после окончания колледжа у меня случился небольшой нервный срыв, но тогда я понятия не имел, что это такое. Я путешествовал по Европе - это было лето, о каком я всегда мечтал, лето полной свободы, нечто вроде выпускного подарка от родителей. Я провел чудный месяц в Италии, потом отправился во Францию, затем навестил друга в Марокко …Было ощущение, что мне дано слишком много свободы, снято слишком много привычных ограничений, и я все время нервничал, как когда-то перед выходом на сцену в школьном спектакле. Я ... направился в Вену, где всегда хотел побывать. В Вене я не мог спать, ….и провел бессонную ночь в ужасе от того, что якобы совершил какую-то ошибку, сам не зная какую. Наутро я был в таком нервозном состоянии, что завтракать в столовой, полной чужих людей, не стал….. Когда я наконец встретился с друзьями, меня трясло. Мы пошли куда-то, и я выпил много больше, чем когда-либо пил, и на время почувствовал себя спокойно. Ночью я опять не сомкнул глаз - раскалывалась голова, болел живот, мучили неотвязные мысли,…. Следующий день прошел кое-как, а после третьей бессонной ночи я был так напуган, что всю ночь не мог встать, чтобы пойти в туалет. Я позвонил родителям.
Мне надо домой, — сказал я.
Я купил билет, упаковался и вернулся домой в тот же день. Родители встретили меня в аэропорту…... В их объятиях я впервые за много недель почувствовал себя в безопасности. От облегчения я даже всхлипывал».
Надо отметить, что в повествовании существует много описаний ремиссионных периодов, а также маниакальных состояний, но эту сторону я опускаю, так как маниакальные черты всегда свойственны депрессивным характерам, когда они заканчиваются, начинается суицидальное течение депрессии, как крайнее проявление обращения против себя, что, впрочем, и произойдет с героем.
Депрессивные эпизоды перешли в болезнь после уже реальной потери:
«А в августе 1989 года, когда мне было двадцать пять, у мамы обнаружили рак яичника и мой безупречный мир начал рушиться. Не заболей она, и моя жизнь сложилась бы совершенно иначе; если бы эта история была хоть чуть-чуть менее трагична, я, может быть, так и прожил бы жизнь с депрессивной тенденцией, но без явного срыва…. все было действительно ужасно. В 1991 году мама умерла. Ей было пятьдесят восемь. Меня охватила парализующая печаль. Но, несмотря на пролитые слезы и необъятную скорбь, несмотря на уход человека, на которого я всю жизнь полностью полагался, первый период после смерти матери я держался неплохо. Я пребывал в печали, я злился, но не был в безумии».
Далее автор проходил психоанализ у пожилой женщины, напоминавшей ему мать (опять же идентификация) и лечился антидепрессантами. Но через три года она не смогла больше вести прием по причине преклонного возраста. Здесь произошел окончательный слом. Скорбь перешла в меланхолию:
«….когда она обрушила на меня эту новость, я не смог сдержаться, разрыдался и проплакал целый час. Обычно я плачу нечасто; так я не плакал с тех пор, как умерла мама. Я чувствовал себя бесконечно, смертельно одиноким, и покинутым, и обманутым, и преданным. ….Я пожаловался ей на утрату чувств, на бесчувствие, поразившее все мои отношения с людьми. Мне стала постылой любовь, работа, семья, друзья. Я стал меньше писать, а потом и вовсе забросил это занятие. …я не находил у себя никаких сильных эмоций, кроме странного, изводящего беспокойства. У меня всегда было неугомонное либидо, которое часто заводило меня в неприятности; теперь оно как бы испарилось».
Далее уже идет описание тяжелой болезни с соматическими проявлениями и с полной отключенностью от привычной жизни. Здесь еще интересно проследить за развитием крайнего обращения против себя – суицидальными мыслями и причудливыми суицидальными попытками:
«Я чувствовал, что теряю контроль над собственной жизнью.
- Если эта боль не уйдет, - сказал я другу, - я наложу на себя руки.
Таких слов я не говорил раньше никогда».
«Я пожил достаточно и теперь хотел придумать, как бы все это закончить с минимальными неудобствами для окружающих. Мне необходимо было предъявить людям нечто такое, чтобы все поняли мое отчаяние: взамен невидимого увечья мне нужно было найти реально воплощенное. … Мне было необходимо заболеть физически, и это бы все решило. Желание более зримого недуга, как я потом узнал, - общее место среди депрессивных пациентов, и они часто прибегают к членовредительству, чтобы привести физическое состояние в соответствие с психическим. Я знал, что мое самоубийство будет сокрушительно для моих родных и печально для друзей, но надеялся: все они поймут, что выбора у меня не было.
Придумать, как получить рак, или рассеянный склероз, или другую смертельную болезнь, я не мог, но точно знал, как подцепить СПИД, и решил так и сделать».
Здесь можно закончить рассмотрение данного случая с позиции защитных механизмов. Надо отметить, что несмотря на многочисленные попытки получить СПИД, герою волей судьбы не удалось это сделать. Кроме того, это книга – не только о болезни, но и о надежде. Но задача терапии депрессии – тема совершенно отдельного исследования…
7.4. Маниакальный характер. Персонаж Гуревича в книге Венедикта Ерофеева «Вальпургиева ночь или «шаги Командора».
Маниакальная личность – достаточно яркий пример – персонаж Гуревича в произведении Венедикта Ерофеева «Вальпургиева ночь или «шаги Командора».
У маниакальных людей доминирующими защитами являются отрицание (с тенденцией игнорировать или трансформировать в юмор) события, тревожащие или огорчающие большинство людей и отреагирования вовне (включая опьянение, подстрекательство, воровство и другие антисоциальные действия). Все это наглядно проявляется в действиях Гуревича. Вот некоторые примеры.
Доктор. Н-ну, печаль печалью. А на какие средства вы... каждый
день переходили этот ваш Босфор? Это очень важно...
Гуревич. Так ведь мне все равно, какая работа, я на все готов -
массовый сев гречихи и проса... или наоборот... Сейчас я состою в хозмагазине, в должности татарина.
Зинаида Николаевна. И сколько вам плотят?
Гуревич. Мне платят ровно столько, сколько моя Родина сочтет нужным. А если б мне показалось мало, ну, я надулся бы, например, и Родина догнала бы меня и спросила: "Лева, тебе этого мало? Может, тебе немножко добавить". - Я бы сказал: "Все хорошо, Родина, отвяжись, у тебя у самой ни ... нету"…
Доктор. …- так когда же вас последний раз сюда доставляли?
Гуревич. Не помню... не помню точно... И даже ветров... Вот
только помню: в тот день шейх Кувейта Абдаллах-ас-Салем-ас-Сабах утвердил новое правительство во главе с наследным принцем Сабах-ас-Салемом-ас-Сабахом... 84 дня от летнего солнцестояния... Да, да, чтоб уж совсем быть точным: в тот день случилось событие, которое врезалось в память миллионов на целых пять лет: та самая, пустая винная посуда, которая до того стоила 12 или 17 копеек - смотря какая емкость, - так вот, в этот день она вся стала стоить 20.
Доктор (смиряя взглядом прыскающих дам). Так вы считаете, что в истории Советской России за минувшие пять лет не произошло события более знаменательного?
Гуревич. Да нет, пожалуй... Не припомню... Не было. …
Натали.Ну, что, глупыш?.. Тебя и не узнать.
Сознайся, ты ведь пил по страшной силе...
Гуревич. Да нет же... так... слегка... по временам...
Натали. А ручки, Лева, отчего дрожат?
Гуревич. О милая, как ты не понимаешь?!
Рука дрожит - и пусть ее дрожит.
Причем же здесь водяра? Дрожь в руках
Бывает от бездомности души,
От вдохновенности, недоеданья, гнева
И утомленья сердца,
Роковых предчувствий.
От гибельных страстей, алканной встречи
(Натали чуть улыбается)
И от любви к отчизне, наконец.
Да нет, не "наконец"! Всего важнее -
Присутствие такого божества,
Где ямочка, и бюст, и...
Натали (закрывает ему рот ладошкой). Ну, понес, балаболка, понес... Дай-ка лучше я тебе немножко глюкозы волью... Ты же весь иссох, почернел...
Гуревич. Не по тебе ли, Натали?...
Люди с маниакальными наклонностями при временных психотических состояниях, могут также использовать всемогущий контроль, чувствуя себя неуязвимыми, бессмертными, убежденными в успехе своих грандиозных планов. Вот примеры этого с уже упоминавшимися отреагированиями:
Гуревич. А скажи, Прохоров, есть какое-нибудь, от этого укола "сульфы", в самом деле облегчающее средство? Кроме Файициммера и Суламифи Моисеевны Цыбульник?
Прохоров. Ничего нет проще... Хороший стопарь водяры. А чистый спирт - и того лучше... Во всяком случае, Натали сегодня заменяет и дежурную хозяйку. Все ключи у нее, Гуревич. Она их не доверяет даже своему бэль-ами, Бореньке Мордовороту...
Гуревич (цепенеет, пробует встать). Вот оно что... (и снова цепенеет от такой неслыханности). У меня есть мысль.
Прохоров. Я догадываюсь, что это за мысль.
Гуревич. Нет-нет, гораздо дерзновеннее, чем ты думаешь... Я их взорву сегодня ночью!...Так я вернусь. Минут через пятнадцать, Увенчанный или увечный. Все равно. …
Натали. Я слушаю тебя, дурашка... Ну, что тебе еще, несмышленыш?...
Гуревич. Натали...
Неистово ее обнимает и впивается в нее. Тем временем руки его - от страстей, разумеется, - конвульсивно блуждают по Натальиным бедрам и лонным сочленениям. Зрителю видно, как связка ключей с желтою цепочкою - переходит из кармашка белого халатика Натали - в больничную робу Гуревича.. А поцелуй все длится. …
Гуревич.
Нашел с кем дон-хуанствовать, стервец!
Мордоворот и ты - невыносимо.
О, этот Боров нынче же, к рассвету,
Услышит Командоровы шаги!..
Натали. Гуревич, милый, ты с ума сошел...…
Прохоров. Что тебе показалось?.. А когда уже передохла половина палаты, тебе все еще казалось?.. (Злобно). Ум-мы-сел у тебя был. Ум-мысел. Вы же не можете... без ум-мысла...
Гуревич. Да, умысел был: разобщенных - сблизить. Злобствующих - умиротворить... приобщить их к маленькой радости... внести рассвет в сумерки этих душ, зарешеченных здесь до конца дней... Другого умысла - не было...….
Гуревич (с тяжким трудом приподымается со стула, вцепившись в тумбочку всей душою - только б не упасть, только б не упасть). Пока еще хоть немножко осталось зрения - я доберусь до тебя, я приду на завтрак...Ссскот... (отрывается от тумбочки. Качнувшись, делает первый шаг, второй).
Гуревич. Ничего, я дойду. (Третий шаг. Четвертый. Спотыкаясь втемноте о труп контр-адмирала - падает. Медленно, ухватившись за спинку чьей-то кровати - встает.) Я дойду. Ощупью, ощупью, потихоньку. Все-таки дотянусь до этого горла... Ведь не может же быть, Натали, чтобы все так и оставалось. (Почти совсем темно. Пятый шаг. Шестой. Седьмой.)
Гуревич. Боже, не дай до конца ослепнуть... Прежде исполнения возмездия. (И снова падает, рассекая голову о край следующей кровати. Две минуты беспомощных и трясущихся, громких рыданий.)
Гуревич. Дойду. Доползу... (Как ему это удается? - снова встает во весь рост. Руками обшаривая перед собою пространство, делает еще пять шагов - и он уже у дверного косяка): Сейчас... чуть передохну - и по коридору, по стенке, по стенке...
Таким образом, в образе Гуревича отчетливо видны большинство защит, присущих маниакальным характерам, в том числе в психотических эпизодах на фоне алкогольного отравления.
7.5. Шизоидный характер. Математик, лауреат Нобелевской премии Джон Нэш из художественного фильма «The Beautiful Mind» («Игры разума»).
Шизоидная личность - интересным персонажем в свете рассмотрения шизоидных защит является математик, лауреат Нобелевской премии Джон Нэш из художественного фильма «The Beautiful Mind» («Игры разума»). Надо отметить, что данный случай больше клинический, так как рассматривался психиатрами как шизофрения, но мне кажется, что не все так однозначно – характер расстройства и защит был здесь всеохватывающим, но рассудок и интеллект остались не разрушенными, хотя возможно, это тот редкий случай, когда разум победил шизофрению, точнее, научился жить и нормально функционировать с ней. Повлияло на выбор персонажа и то, что, согласно данным Н.МакВильямс [10], наиболее частым преморбидным фоном у заболевших шизофренией является шизоидный тип личности, тогда как обратное утверждение не имеет эмпирической базы.
Патогномонической защитой шизоидной личности является примитивная изоляция. Она проявляется уходом во внутренний мир, мир воображения. Шизоидные люди, обычно в фазе обострения черт характера (или уже заболевания) используют такие примитивные защиты, как проекция и интроекция, идеализация и обесценивание. Благодаря исследованиям М.Кляйн [7] о шизопараноидной позиции у младенцев становится понятным частое сочетания шизофрении и параноий в клинической картине заболеваний – типичным течением является параноидная форма шизофрении, что иллюстрируется и выбранным случаем.
Зрелой защитой шизоидных людей является, несомненно, интеллектуализация. Смещение аффекта также играет важную роль в системе защит, поэтому шизоиды кажутся странными, для кого-то туповатыми, несоответствующими представлениям о «нормальности». Сублимация и креативность как цель терапии и как важная защита у шизоидных людей является крайне важной, поэтому шизоидность и гениальность иногда становятся почти синонимами. Именно эти люди способны направить все свои ресурсы для решения интеллектуальных задач, им не мешает ничто окружающее, разум здесь явно преобладает над эмоциями.
Рассмотрим вышесказанное на примерах:
Мы ничего не знаем о детстве Джона Нэша, впрочем для демонстрации защит это не так уж и важно. Повествование начинается с момента его поступления в Принстон. Здесь изоляция и интеллектуализация ярко видна в следующих сценах:
Однокурсник (Хансен). О, извините, я принял Вас за официанта.
Нэш (невозмутимо). Я читал обе Ваши статьи – о нацистских шифрах и нелинейных уравнениях – и не нашел мало-мальски конструктивных решений.
Жизнь Джона организована и связана с изоляцией. Он смотрит на мир из окна и видит однокурсников, ведущих студенческую жизнь. Он считает непозволительной роскошью тратить время на что-то, кроме исследований и достижения поставленных целей. Однокурсникам он говорит:
«Я считаю потерей времени посещение лекций» - меряя круги в университетском дворике – «Я сейчас занимаюсь теорией равновесия».
На изоляцию указывает и его неспособность к нормальным коммуникациям. Сцена в баре. Нэш впервые подходит к девушке. Он смущен. Но выдает следующий монолог:
«…Я не знаю, что я должен сказать, чтобы предложить Вам переспать со мной, но считайте, что я это уже сказал. На самом деле, речь идет только об обмене жидкостями. Тогда давайте просто перейдем к сексу». Пощечина.
Первая «живая иллюзия» возникает в жизни Нэша в этот период. Это однокурсник, олицетворяющий собой то, чего не хватает в жизни Джона вследствие его обособленности и одиночества – коммуникабельный, любящий общество, живущий чувствами, а не разумом Чарльз. Ему, то есть себе, Джон признается:
«Моя первая учительница говорила, что я родился с тремя половинками мозга и с одной – сердца».
«Я не очень люблю людей – и они не очень любят меня».
Эта галлюцинация – еще не болезнь, она является крайней степенью изоляции, ухода в мир фантазий. Характерно, что основные его «живые галлюцинации» олицетворяли собой то, чего бессознательно требовалось и хотелось, но не хватало в его реальной жизни. Второй стала девочка, сестра Чарльза, которая явилась олицетворением потребности в любви, поиска веры и чистоты. Третья же фигура стала ключевой в переходе от крайней формы изоляции к собственно болезни. Это образ секретного агента (Парчер) – фактически фигуры авторитетного отца, который помогал его самоутверждению и преодолению неловкости в отношениях с товарищами и женщинами – путем приобщения к сверхсекретному заданию, соответственно –признания его талантов и избранности. Здесь начинается сплетение проекций и интроекций, идеализаций и обесцениваний, что на фоне участившихся и ставших реальностью для него галлюцинаций, привели к острой фазе шизофрении. Иллюстрация данных защит наблюдается в дальнейшем поведении Нэша:
На лекции (уже будучи преподавателем), закрывая окно в душный день: «Прежде всего, я должен слышать свой голос. Ваш комфорт волнует меня чуть меньше. Честно говоря, этот урок – напрасная трата Вашего, а что еще хуже, моего времени». Написав задание на доске, он говорит: «Кому-то для решения этого уравнения не хватит всей жизни».
Он идеализирует и интроецирует Парчера, заражаясь его идеями, делая это настолько вдохновенно, что проецирует свое состояние на реальных окружающих людей и заставляет их поверить в существование его галлюцинаций как в живых людей и в реальность сверхсекретного задания.
Но, с наступлением параноидной фазы и с момента, когда галлюцинации начинают управлять Нэшем, рассмотрение шизоидных защит можно считать законченным – так как начинается параноидная шизофрения с последующей госпитализацией.
Хочется здесь немного отойти в сторону от защит и сказать несколько слов о последующем развитии событий, так как это имеет отношение к психотерапии шизоидных личностей.
Наличие в его жизни женщины, которая его полюбила и осталась с ним до конца, несмотря ни на что, и недюжинного интеллекта, который смог признать, что галлюцинации – это галлюцинации, а не живые люди, позволил Нэшу со временем вернуться в Принстон, участвовать в общественной жизни, вести исследования и стать в итоге Нобелевским лауреатом. Болезнь не прошла – и галлюцинации остались с ним до конца его дней – но он научился жить с ними, осознавая, где реальность, а где фантазии. Это и есть рекомендации к терапии – искреннее участие в проблемах внутреннего мира шизоидов - так как, несмотря на внешнюю холодность и отстраненность, это хрупкие и сензитивные люди, - плюс поощрение сублимации аутистического ухода в интеллектуальную активность.
7.6. Нарциссический, параноидный, психопатический и частичные типы патологических характеров.
Я объединил эти характеры в одну группу по той простой логике, что они выстраивают мощнейшие примитивные защиты, которые психотерапии преодолеть практически невозможно. Кроме этого, в отличие от «страдающих» характеров, описанных выше, эти характеры в основном заставляют страдать окружающих. Не все так однозначно при нарциссизме, но коль скоро я рассматривал в аналитической части практически крайние, патологические проявления характеров, такое объединение представляется верным. Персонажей по данным типам конкретизировать нет смысла – их очень много, и они скорее существенная часть реальной повседневной жизни, чем запоминающиеся и яркие персонажи. Ограничусь лишь описанием характерных защитных механизмов.
Согласно исследованиям Н. МакВилямс [10], для психопатической личности основной защитой является всемогущий контроль. Также важны в этой структуре проективная идентификация, диссоциативные процессы и отыгрывание вовне. Эти защиты действуют в качестве инструментов для оказания давления на окружающих, лежат в основе их криминальности, покрывают их нерасположенность к вербальному выражению эмоций.
Нарциссические личности фундаментально зависят от идеализации и обесценивания. Эти защиты поддерживают грандиозность их Я – так как у них все должно быть ранжировано по принципу «самый лучший», «самый престижный» и т.д.
В психологии параноидной личности доминируют проекция и проективная идентификация, в зависимости от уровня организации их личности. Также характерны необычные формы отрицания и реактивных образований. Эти защиты обычно действуют в контексте стремления не признавать выводящие из равновесия отношения.
Существует еще ряд описанных в психологической и психоаналитической литературе характеров, которые при всеохватывающем и ригидном использовании ряда примитивных защит могут рассматриваться как патологические, но знакомство с ними заставляет предполагать, что они практически не встречаются в «чистом виде», или являются доминирующими в определенные отрезки времени. Также они могут являться модификациями или частью уже рассмотренных, глобальных характеров. Поэтому я ограничусь лишь их упоминанием – это мазохистический, диссоциативный, фобический, инфантильный, ипохондрический, эксплозивный характеры. Существуют и более расширенные комбинации, но моя цель была подробно осветить наиболее распространенные и пригодные для психотерапии патологические типы характеров.
Заключение.
Способ страдания человека отражает его личностную организацию. И попытка смягчить страдание требует чуткого отношения к индивидуальным особенностям. Понимание разнообразия людей, основ их характеров является чрезвычайно значимым для ведения эффективной психотерапии - независимо от того обстоятельства, есть ли у пациента проблемы, обозначаемые как характерологические, или их не существует.
Как уже было сказано, понимание отличия примитивных защит от защит «высшего порядка» в целом помогает диагностировать уровень организации личности - от невротического до пограничного и психотического. Что касается типов организации характеров, то можно подвести краткий итог по набору основных используемых защит (надо оговориться, что это очень общие понятия и без учета многих личностных факторов диагностику делать нельзя):
- истерические личности – вытеснение, сексуализация, регрессия, противофобическое отыгрывание вовне, реже диссоциативные защиты;
- обсессивные личности – изоляция аффекта, рационализация, морализация, раздельное мышление, интеллектуализация, реактивное образование, смещение аффекта;
- компульсивные личности – аннулирование, реактивное образование;
- депрессивные личности – интроекция, обращение против себя, идеализация;
- маниакальные личности – отрицание, отреагирование вовне, сексуализация, обесценивание, в психотическом состоянии – всемогущий контроль;
- шизоидные личности – примитивная изоляция, интеллектуализация. Реже - проекция, интроекция, отрицание, обесценивание;
- нарциссические личности – идеализация и обесценивание;
- параноидные личности – проекция, проективная идентификация, необычные формы отрицания и реактивных образований;
- психопатические личности – всемогущий контроль, проективная идентификация, диссоциации и отыгрывания вовне;
- мазохистические личности – как и депрессивные - интроекция, обращение против себя, идеализация, кроме этого – отреагирование вовне (с риском нанесения ущерба самому себе), отрицание, моральные мазохисты – морализация;
- диссоциативные личности – диссоциация.
Подытоживая роль и функции защитных механизмов, можно сказать следующее. Развитие личности предполагает готовность к изменению, постоянное повышение своей психологической надёжности в различных ситуациях. Даже отрицательное эмоциональное состояние (страх, тревога, вина, стыд и т.д.) могут обладать полезной для развития личности функцией. К примеру, тревожность может подвигнуть человека к экспериментированию новыми ситуациями, и тогда функция психозащитных техник более чем амбивалентна. Направленная на нейтрализацию психотравмирующего воздействия «здесь и сейчас», в пределах актуальной ситуации, психозащита может справиться достаточно эффективно, она спасает от остроты переживаемого потрясения, иногда предоставляя время, отсрочку для подготовки других, более эффективных способов переживания. Однако уже само её использование свидетельствует о том, что, во-первых, мера творческого взаимодействия личности с культурой ограничена, а неумение жертвовать частным и сиюминутным, зацикленность на актуальной ситуации – всё это приводит к свёрнутости сознания на себя, на уменьшение психологического дискомфорта любой ценой; во-вторых, подменяя действительное решение постоянно возникающих проблем, которое может сопровождаться негативными эмоциональными и даже экзистенциальными переживаниями, личность лишает себя возможности развития и самоактуализации. Наконец психозащитное существование в жизни и культуре – это полная погруженность в нормы и правила, это неспособность к их изменению. Там, где кончается изменение, там начинается патологическая трансформация и разрушение личности. Тем не менее, как уже отмечалось, при определённых обстоятельствах защитные механизмы, призванные в иных условиях способствовать уменьшению переживаний, зачастую выполняют и положительные функции, особенно в случае действия механизмов сублимации и юмора.
В связи с вышесказанным, приходит понимание актуальности темы исследований механизмов преодоления и их связи с защитными механизмами. Преодоление и защита являются взаимодополняющими процессами: если потенциал механизмов преодоления оказывается недостаточным для психологической переработки аффекта, то аффект достигает неприемлемого уровня, и вместо механизмов преодоления начинают действовать защитные механизмы. Если исчерпан и потенциал защиты, то происходит фрагментация переживаний путём расщепления. Выбор защитных механизмов осуществляется также с учётом степени и вида перегрузок.
Применительно к психотерапевтической практике можно сделать следующий вывод. Каждый из нас испытывает сильные страхи и желания детства. Ими возможно управлять с помощью доступной в данный момент защитной стратегии. При этом одни методы преодоления стоит поддерживать, а другие должны заменить ранние жизненные сценарии. Целью чуткого психодиагностического процесса является не оценка тяжести чьей-либо “болезни” или определение того, какие люди находятся за пределами «нормы». Этой целью становится необходимость понять особенности страдающего человека и придать ему силы таким образом, чтобы он мог оставить прошлое и построить будущее.
ЛИТЕРАТУРА.
1. Блюм Г. Психоаналитические теории личности, М., 1996.
2. Гринсон Р.Р. Техника и практика психоанализа. Пер. с англ. – М., «Когито-Центр», 2003. – 478 с.
3. Демина Л.Д, Ральникова И.А.. Учебное пособие «Психическое здоровье и защитные механизмы личности». Изд-во Алтайского государственного университета, 2000. -123 c.
4. Ерофеев В.В. Вальпургиева ночь, или шаги Командора. Из сборника «Оставьте мою душу в покое», М., 1995.- 408 с
5. Киршбаум Э.И., Еремеева А.И. Психологическая защита – М.Смысл, СПб, Питер, 2005, -176 с
6. Кляйн М. Зависть и благодарность. Исследование бессознательных источников. - СПб.: Б.С.К., 1997.-96 с.
7. Кляйн М. Заметки о некоторых шизоидных механизмах. Из сборника "Развитие в психоанализе", Москва, 2001 – 512 с.
8. Лейбин В.М. Словарь-справочник по психоанализу. СПб.: Питер,2001- 668 с.
9. Макарова М.В. Защитные механизмы психики. Статья на сайте «Мир психологии»
10. Мак-Вильямс Н. Психоаналитическая диагностика: Понимание структуры личности в клиническом процессе. Пер. с англ. – М. «Класс», 2003. – 480 с.
11. Психоанализ депрессий. Сборник статей под ред. М.М. Решетникова. СПб., ВЕИП, 2005 – 164 с
12. Психоаналитические термины и понятия: Словарь/Под ред. Б.Э. Мура и Б.Д. Фаина. Москва, "Класс", 2000. - 304 с.
13. Психология и психоанализ характера. Хрестоматия под ред. Райгородского Д.Я., Самара, 2005. – 640 с.
14. Руднев В.П. Характеры и расстройства личности. Патография и метапсихология. М.: Независимая фирма "Класс", 2002. - 272 с.
15. Самосознание и защитные механизмы личности. Хрестоматия. Самара, 2006 – 656 с.
16. Соломон Э. Демон полуденный. Анатомия депрессии. – М. ИД «Добрая книга», 2004. – 672 с.
17. Тэхкэ В. Психика и ее лечение: психоаналитический подход. М., Академический проект, 2001. – 576 с.
18. Фенихель О. Психоаналитическая теория неврозов. Пер. с англ., М. Академический проект, 2004.- 848 с.
19. Фрейд А. Психология «Я» и защитные механизмы. Из сборника «Детский психоанализ».- СПб., Питер, 2004. - 477 с. (Серия «Хрестоматия по психологии».
20. Фрейд З. Заметки об одном случае невроза навязчивости. (Случай Человека-Крысы) З.Фрейд. 1909 г.
21. Фрейд З. Конечный и бесконечный анализ. Из сборника. Москва,« MGM-Interna » , МГ «Менеджмент», 1998.
22. Фрейд З. Остроумие и его отношение к бессознательному. Мн. «Харвест», 2003. – 480 с.
23. Фрейд З. Фрагмент анализа истерии (История болезни Доры) 1905 г.
Фрейд З. Характер и анальная эротика. 1908 г.
24. Хайманн П. Функции интроекции и проекции в раннем младенчестве. Из сборника "Развитие в психоанализе", Москва, 2001. – 512 с.
25. Хайманн П., Айзекс С. Регрессия. Из сборника "Развитие в психоанализе", Москва, 2001. – 512 с.